Витиг поднялся с камней и подал руку парню:– Вставай. Дальше можно идти.Пацан сначала непонимающе уставился на него, а потом вцепился в ладонь десятника и начал медленно подниматься. Только сейчас Орз понял, что его спутник был почти на грани истощения – и в физическом, и в психическом плане. Впрочем, и сам десятник отнюдь не чувствовал себя способным проползти ту же дистанцию еще раз. Но он – старший и не имеет права на слабость.– Пойдем.В пещере остались кое-какие их вещи, немного хвороста – можно будет разжечь костер и отдохнуть. Пожрать бы еще чего-нибудь, но это – по ситуации. То бишь не раньше чем через час-другой глубокого сна Хорошо бы еще, если б кони остались…Но эта надежда была беспочвенной. Раб наверняка отпустил зверей; если и не тогда, когда услышал крики и свист стрел, то уж сейчас – точно.Потому что уже рассвело. ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ – Ну ладно, древнеашэдгунский я учила в школе. Но никак не хуминдарский, тем более что и языка-то такого тогда не было! – В голосе Карны звучали растерянность вперемешку с неподдельным восхищением. – Как утверждают исследователи, на тот момент имелись только разрозненные языковые формации, которые лишь со временем организовались в нечто единое. – Она заметила наши удивленные, еще немного растерянные после повествования взгляды и запнулась. – Простите, я, наверное, чересчур научно.– Ничего, ничего, – пробормотал господин Чрагэн. – По-моему, вы говорите очень интересные вещи.– Скажите, Мугид, это можно объяснить? – мрачно спросил «генерал в отставке». – То, что мы понимали язык, которого в принципе не существовало?Повествователь чуть снисходительно улыбнулся:– Ну, господин Шальган, прежде всего следует отметить то, что я не совсем согласен с вашим высказыванием. Язык существовал – хотя бы уже потому, что на нем разговаривало достаточно большое количество людей. А объяснять что-либо… боюсь, это не мое дело.Он развел руками, изобразив на лице сожаление.Я тем временем проверял собственное ощущение. Кажется, ничего похожего на то, что было вчера. Никаких посторонних мыслей о войне и прочей чуши, мне явно не принадлежащей./Ну вот, а ты боялся./В это время я совершенно случайно поднял глаза и перехватил взгляд Мугида. Тот смотрел удовлетворенно – я бы даже сказал обрадованно, – словно на моем лице прочел подтверждение некоторым своим мыслям и надеждам. Потом старик отвернулся, как будто устыдился собственной тихой радости, вызванной неизвестными мне причинами.Внимавшие стали потихоньку расходиться. Никто из нас особенно не удивился, когда узнал, что снаружи – глубокая ночь. Похоже, мы начали привыкать к подобной хаотичной жизни, и все режимы и распорядки дня отправились к демонам.Да, а что же там «академик»? Неужели ему не интересно содержание той страницы? Сам ведь говорил мне: «только на сутки».Но господин Чрагэн, хотя и отправился, как я, в Большой зал, ни словом, ни жестом не дал мне понять, что помнит о своей просьбе. А я не стал навязываться.И все же «академик» ничего не забыл.– Молодой человек!Я уже поднялся на четвертый этаж, благополучно отужинав. Чрагэн покинул зал несколько раньше и, как выяснилось, устроил на меня засаду. Теперь он появился из-за поворота коридора.– Молодой человек, ну как? Вам удалось хоть что-нибудь расшифровать?Я нарочито медленно обернулся и вздернул бровь:– А, это вы! А я уж было думал, вы забыли о том листочке.Он смущенно кашлянул:– Да нет, господин Нулкэр, не запамятовал. Просто не хотелось лишний раз привлекать к вам внимание.Ко мне? внимание? привлекать? Нет, эта гостиница определенно смахивает на приют для умалишенных!– И от чьего же внимания вы меня, позвольте спросить, оберегали? – гневно произнес я, распаляясь все больше и больше. Не одно, так другое. С сумасшествием вроде бы покончено, так этот начинает откалывать фокусы. Кажется, мне здесь намерены привить доброкачественную паранойю!– Молодой человек, у каждого из нас свои тайны, ведь так? – Он заметно нервничал. – Человек воспитанный и интеллигентный – а смею надеяться, мы с вами к таковым принадлежим, – никогда не станет пытаться раскрыть чужие секреты. У вас они – свои, у меня – свои. Вы помогаете мне, я – вам.– Уж не знаю, насколько вы мне помогаете, господин Чрагэн, но – оставим это. Я переводил для вас ту страницу вовсе не корысти и не жду соответствующих жестов с вашей стороны. Вам угодно заниматься конспирацией – извольте.– Прошу вас еще раз, простите великодушно, если задел.Я махнул рукой (разумеется, великодушно):– Прощаю. Забудем об этом недоразумении.– Забудем, – охотно согласился «академик». – А теперь, если можно, покажите мне то, что вам удалось перевести.– Да, разумеется. Но только не надейтесь, что текст получился связным. Скорее наоборот.– Ничего, ничего.Мы вошли в мою комнату, и я достал листок с восстановленным содержанием той страницы.Начала первого предложения не было (видимо, оно помещалось на предыдущей странице).… когда-нибудь или нет. Я не могу знать о том, какой из возможных вариантов будущего воплотится в жизнь, – и никто не может. И в своем незнании, обуреваемый желанием донести до тех, кто придет (если придет) после нас, свои знания, я пишу эти строки.Я отдаю себе отчет в том, что, скорее всего, мой дневник прочтет некто, для кого он не предназначен. Что ж поделать, значит, так тому и быть. Разумеется, я не оставлю дневник без присмотра, но случиться может всякое.В этом месте неизвестный пропустил несколько строк, а потом продолжал. И по смыслу, и по виду пиктографов было видно, что следующий дальше текст написан много позже, чем предыдущий. Что я и пояснил «академику».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165