На ножках ее красовались белые туфли с модным квадратным носком.
– Эй, Макси, ты где пропадал? – стали окликать его приятели.
– Я на дальнем фланге бился, – сообщил он. – Возле Дворцовой.
– Там же вроде не было высадки, – удивился настырный Пров.
– Если Макс говорит, значит, была, – вступилась за него Еванфия. Она на минутку прижалась к нему горячим плечом. – Я сама видела, как он весь в крови возвращался.
– А где, кстати, Ефрем? – озаботилась Фекла. Она считалась его подругой, и Максим не раз слышал, как она предлагала Ефрему жить вместе. – Ты разве не с ним уходил?
– Он погиб, – хмуро сказал Максим.
– Жаль, – помрачнела девушка.
Все на какое-то время огорчились, а затем вновь стали с увлечением, перебивая друг друга, рассказывать о собственном участии в битве, перечислять имена знакомых и незнакомых героев, также сложивших головы за Короля и отечество. Только Фекла вдруг всхлипнула и убежала из очереди, стуча ведром по коленкам. Никто особенно не удивился и не бросился утешать ее – в самом деле, такое случается с каждым, рано или поздно. Хорошо еще, что Фекла не успела забеременеть.
– Ну, теперь на неделю только и разговоров будет, что о сражении, – с неожиданным раздражением выступила Еванфия. – Тоже мне, гвардейцы без копейца.
– Сама ты без копейца, – обиделся Пров. – У меня почти настоящая пика, с зеленым бантом! – И ушел, подволакивая свое огромное ведро и расплескивая рваные язычки ледяной воды.
– Ой-ой-ой! – закричала Еванфия задиристо. – У сестры бантик-то отнял! Пика у него. Смотри, как бы в казарму не переехать! – Но Пров только отмахнулся, не желая вступать в перепалку. Наверное, его с нетерпением ждали домашние.
Еванфия пристроила ведро на крючок, а Максим приналег на ручку. Вода потекла хилой струйкой, однако уверенно. Поди не кончится, иначе это будет жутким невезением, уже Смерть знает каким за день. А тот еще только перевалил за середину.
– А я бы хотел жить в казарме, – сказал он. – Так кормят хорошо, к тому же дают настоящее оружие и учат им владеть. Представляешь, гвардейцы скоро пойдут на границу с Дольменом! Целых пятьсот миль. Я бы не отказался по стране поездить, к тому же повоевать.
Еванфия, похоже, разозлилась от таких признаний товарища, потому что стиснула кулаки и открыла рот, чтобы накинуться на него с какими-то обвинениями. Но внезапно осеклась и отвернулась, уставившись на подрагивающую поверхность воды в своем ведре. Вообще она сегодня была какая-то нервная, бросалась на друзей со странными речами. Неужели ей не нравится, что славная королевская рать дала отпор захватчикам? “Проклятые дольменцы”, – разобрал Максим ее тихие слова.
– Точно, – поддакнул он. Тут же ему показалось, будто Еванфия буркнула себе под нос “дурак набитый”, точно как в школе, но он предпочел сделать вид, что ничего не слышал. – Чем скорее мы их разгромим, тем лучше… Жалко только, что я в этом совсем мало поучаствую. Ты не знаешь, где можно всяких ценных безделушек прикупить?
– Полно же магазинов! Я целых три знаю. Тебе зачем? – подозрительно поинтересовалась она. Такой неожиданный поворот в разговоре явно озадачил подругу.
– Ну… Может, я подарок хочу сделать? Тебе-то что за дело? Я бы не спрашивал, просто давно нигде не был толком. Может, их все позакрывали…
– На Дворцовой есть, но там дорого. Потом на Проезжей, рядом с заставой, и еще один далеко, за верфью. Даже не помню, как там улица-то называется. Один только раз и была, еще до войны.
Тут со стороны арки послышались возбужденный гам и топот – как будто множество ног разом кинулось на Моховую. Еванфия ахнула, прижав ладошки к щекам, и хотела схватить ведро, чтобы тоже бежать, но Максим подтолкнул ее, коснувшись талии:
– Давай уж так, я присмотрю.
Еванфия вдруг мимолетно, как бы случайно коснулась губами его щеки и бросилась вслед за всеми, ловко лавируя между мамашами, которые подхватили орущих детишек и образовали настоящую давку, торопясь вырваться за пределы двора. На ходу они извлекали мятые метрики, высоко поднимая их над головами.
– Спокойствие! – гулко закричали с улицы. Загрохотали массивные деревянные колеса, обитые хилой каучуковой полосой, протарахтел чадный двигатель, и в проеме арки остановился зеленый тарантас с треснувшим снизу доверху кузовом, наполовину забитым торфом и дровами. В небо взлетели клубы черного дыма, мобиль чихнул и замолк, прощально дрогнув металлическими суставами.
Из кабины выпрыгнуло трое гвардейцев, они моментально оттеснили толпу прикладами винтовок, а самый нервный пальнул для острастки в воздух. Образовалось подобие очереди, в которой визжали и брыкались детишки. Каждый норовил первым всучить свою метрику толстому королевскому интенданту в зеленой кепке. Утвердившись у кузова, тот пером отмечал в свитке гражданина или гражданку, а затем выдавал три полена. Претензии к качеству не принимались, к тому же за пустые пререкания с королевскими служащими патрульные имеют право застрелить болтуна.
Когда Максим смог поучаствовать в дележе топлива, вокруг мобиля оставалось всего несколько самых маленьких ребят. Они толкались и никак не могли решить, кто будет первым. Максим протиснулся между ними и протянул интенданту две метрики – свою и Ефремову.
– А где сам хозяин бумаги? – строго спросил интендант. Ближайший гвардеец оскалился и нацелил “магазинку” в грудь Максиму – хоть какое-то развлечение, если прикажут освободить преступника.
– У него живот заболел…
Толстяк сделал в ведомости какие-то пометки и молча выдал двойную порцию торфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18