— Сто рублей ему не нужны! Да ты знаешь, почему эти суки с тобой играть не хотят? Не на деньги потому что! А если на деньги — каждый согласится. Отбоя не будет!
— Да? — с сомнением поинтересовался Полонезов.
— Да! И я сыграю, и любой. Петр благодарно кивнул Ренату и выжидательно посмотрел на старика.
— Хорошо, — согласился тот. — Какая? Петр ткнул в левый кулак, и старик ехидно показал черную. Петру было все равно, играть он не умел.
Расставив с помощью Зайнуллина фигуры, он последовательно отдал четыре пешки, коня и обоих слонов. Когда гроссмейстер съел ферзя, Ренат сказал, что дальше все ясно, и Петр не возражал.
— Вот так, — молвил донельзя гордый Полонезов. — Меня на чемпионат приглашали, а я...
— Тоже мне! — презрительно бросил Зайнуллин. — У Петрухи склероз, его кто угодно охмурит. И вообще, он псих. А ты с нормальными пробовал? С санитаром ты пробовал?
Реплика про психа показалась Петру обидной, но Зайнуллин говорил дело: если удастся натравить Полонезова на охрану, дальше будет легче. Собственно, ничего другого Продуманный План и не предполагал.
— Да он со мной не станет, — отмахнулся старик.
— За деньги-то? За сто рублей и не станет?
Гарри нерешительно поковырял в ухе и, собрав фигуры, вышел в коридор.
— Сейча-ас, — мечтательно протянул Ренат. — Пойдем, поприкалываемся.
— Рано, — сказал Петр. — Пусть начнут, а то бычара догадается.
— Пусть, пусть, — закивал Зайнуллин. — Правильно. Ох, ну и веселуха будет! Этот, сука, если и проиграет, все равно бабки заберет, а Гарри... нашему Гарри можно ногти выдрать — он промолчит, но шахматы... они его до крезухи довели, а скоро и до могилы!.. Наш Гарри даст стране угля. Ох, сидеть ему на сульфе!
Ренат растер шершавые ладони и заплясал у двери. Ему не терпелось выглянуть и узнать, как проходит партия.
— Ну, что там? — спросил Петр.
— А... Играют, суки. Санитар, кажись, тоже кумекает. Не к тому послали, надо было с Кланом замутить. Он бы ему устроил и дебют, и гамбит, и паяльник в жопу.
— А кто сегодня по отделению?
— Гитлер Югенд. КВН со всеми смотрит, сука белобрысая.
— Сам-то чего не пошел?
— Да я этого не люблю — когда все ржут. И потом, мы же с тобой договорились.
— Да? И о чем?
— Как?.. А, ты же того... Я и забыл. Вчера вечером добазарились. Ты по вечерам немножко в себя приходишь, восстанавливаешься. Наутро — колода колодой, а вечером ничего, вечером с тобой интересно.
— Интересно... — задумчиво произнес Петр. — Ну так о чем мы договорились?
— Сценку поставить. Я же во ВГИКе, на режиссерском.
— Конкретнее.
— Куда уж конкретней? Все. Сейчас подерутся — вот и сценка. И никакой КВН не нужен,
— А дальше?
— Потом ты хотел продолжение сделать, чтоб я, значит, заперся в туалете и звал на помощь. Только я колебаюсь.
— Не надо, Ренат, не колебайся.
— Так я ж на режиссуре, актер из меня неважный, — признался тот.
— Особого таланта не требуется. Держи дверь крепче и ори громче. Мы их всех наколем. Пьеса года получится!
— На сульфу посадят, — с тоской проговорил Зайнуллин.
— Ничего, Полонезов ответит. Если что — я на себя возьму.
— Ты, Петруха, настоящий отморозок! За это и люблю.
По коридору разнеслись первые матюги, и Петр толкнул Рената в бок. Зайнуллин вприпрыжку домчался до туалета и, хлопнув так, что со стены слетело несколько плиток, заверещал:
— А ре-ежут! А убива-ают! Су-уки-и!! Спа-аси-ите-е!!
Из комнаты отдыха вышли какие-то растерянные люди. Через секунду, распихивая их локтями, в коридор выскочила Гитлер Югенд. Дежурный у двери пытался ей что-то объяснить, но на нем висел худой и цепкий, как варан, Полонезов.
— Рокировочку, срань колесная... рокировочку уже нельзя, — приговаривал он, взбираясь санитару на загривок.
— Слезь, падла! Десять уколов!
— Ладейку зачем трогал, щенок? Какая же тебе рокировочка, если ты ладейку трогал?
Половина больных окружила охранника и начала смеяться — Зайнуллину бы это не понравилось, но его, к счастью, здесь не было. Ренат бился в сортире и оглашал больницу истошными криками.
— Вызывай, дубина! — велела Гитлер Югенд и понеслась в туалет.
Стряхнув Полонезова, санитар кинулся к столу, но принципиальный Гарри схватил его за брюки и куснул в щиколотку. Вопль санитара на мгновение заглушил стенания Зайнуллина. Югенд обернулась, но лишь отчаянно махнула рукой. Петр дождался, пока она скроется в предбаннике, и побежал в комнату отдыха. Что-то ему подсказывало: следующая фаза — там.
Вокруг телевизора осталось человек пять — из тех, кого выключенный экран увлекает не меньше, чем включенный. У стены, нерешительно оглаживая халаты, топтались Вовчик и Сашка.
— Петя, может, не надо? Ну ее, эту косьбу. Ведь сульфу пропишут, а после нее...
— Что вы сегодня вареные какие-то? Сульфы боитесь! А носки дембелям стирать не боитесь? Всяким садистам вроде Ренатика. Там еще и похуже есть.
— Ладно, ладно, зашугал! Мы начинаем, — предупредил Сашка и, подняв над головой стул, метнул его в телевизор.
Вовчик взял второй и, разогнавшись, протаранил им окно.
— Веселей, симулянты! — поддержал Петр. — Неделька в ремнях, и свобода. За погром такую статью проставят — военком вас за километр обходить будет!
Глухой взрыв кинескопа слился с жалобным звоном оконного стекла, и Петр решил, что дальше здесь справятся без него. Что теперь? Проведать Кочергина. А потом? Посмотрим.
Он устремился к кабинету, но ему преградил путь вечно грустный Караганов.
— Ты говорил, можно будет порисовать, — застенчиво произнес он.
— Да, Гитлер Югенд разрешила, — на ходу бросил Петр. — Краски и холст найдешь в столовой. Поищи там как следует.
— А кисти, Петруха!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18