— Кажется, ты задумал что-то нехорошее.
— Хорошее.
Она уже намылилась, и мои руки легко скользили по ее гладкой коже. Только сейчас я понял, что моя жена была еще очень молодой женщиной, и ей вряд ли хватало того, что мог дать Миша-младший.
Алена выдавила на ладонь большую каплю шампуня и сказала:
— Прогулка пошла тебе на пользу. Гуляй почаще.
«Хоботков открыл глаза и долго не мог вспомнить, где он находится. Луч света, протиснувшийся сквозь дыру в кровле, золотил витающую в воздухе пыль и согревал коленку. Дождя на улице слышно не было, но черные стропила сочились влагой. Они плакали по Хоботкову».
Так начинался роман «Ничего, кроме счастья». Я машинально проглотил еще два абзаца, потом все же оторвался и с неохотой убрал лист в папку. Дипломат с рукописями весил килограммов десять. Ничего, своя ноша не тянет. Я проверил карманы: машинка, дискеты, ключи, тетрадь.
Я снова покидал эту квартиру, теперь уже навсегда. Возникло желание повыдергивать из розеток телевизор, компьютер и прочую технику, но делать этого я, конечно, не стал — вечером придет с работы Алена, да и младшенький скоро притащится. Только бы он не смотался от Люсьен раньше времени, ведь нам еще нужно переодеться. Я прикинул, в каком состоянии находятся мои носки, и решил, что вернусь в две тысячи шестой год в кроссовках на босу ногу.
Дверь не скрипнула, замок не заело. Прощай, образцово-показательный кошмар! Мне так и не удалось найти причину нашего развода. Я не выпускал Алену из поля зрения ни на секунду, вслушивался в каждую ее фразу, а потом анализировал слова до тех пор, пока они не теряли всякий смысл. Тем не менее за прошедшие двое суток я не откопал даже и намека на грядущий разрыв.
По сравнению с субботой, на улице заметно потеплело. Некоторое время я колебался: позвонить Мише сейчас или сделать это после похода в редакцию? Суеверие одержало верх: сначала отдам романы.
До метро оставалось метров двести, когда рядом со мной затормозила черная «Волга» с тонированными стеклами и синим маячком на крыше. Не успела она остановиться, как двери синхронно открылись. Из машины выскочили двое крепких парней и уверенно заняли позиции по обе стороны от меня.
— Документы есть? — без предисловий спросил тот, что встал справа.
— Нет, — быстро ответил я, даже не успев удивиться.
— В машину! — скомандовал незнакомец, царапнув меня по руке чем-то холодным.
Второй, мимолетно пробежавшись по моим карманам, как бы невзначай сжал мне локоть — совсем не больно, но пальцы, державшие ручку кейса, вдруг онемели, и чемоданчик очутился на земле. Единственным свидетелем этого события оказался милиционер на другой стороне улицы, но за происходящим он наблюдал с явным одобрением.
Машина стремительно набрала скорость и, выскочив на проспект, заняла левый ряд. Я сидел сзади, с обеих сторон зажатый твердыми бедрами похитителей.
— Я — Третий. Отработали. Возвращаемся, — монотонно напел в трубку лысый крепыш в коричневом пиджаке, развалившийся на переднем сиденье. — Как? — бросил он не оборачиваясь.
— Чистый, — доложил тот, что меня обыскивал. — Сундук не смотрели.
Лысый удовлетворенно кашлянул и потерял ко мне интерес. Собственно, интереса и не было, он даже не удосужился глянуть, того ли они взяли.
Только сейчас я испытал настоящий испуг. Постовой к захвату отнесся спокойно, и это означало, что я попал в руки правосудия, а не загадочной русской мафии, о которой известно лишь то, что она существует.
— Вы кто? — осмелился я наконец спросить.
— А разве я не представился? — искренне удивился тот, который спрашивал документы. И широко, как Гагарин на фотографии, улыбнулся. — Оперуполномоченный лейтенант Орехов.
— Очень приятно, — сморозил я.
— Не зарывайся, не надо, — предупредил Орехов.
Сквозь затемненные стекла город выглядел по-вечернему умиротворенным. Его жителям не было никакого дела до черной «Волги», несущейся по полосе для спецтранспорта.
— Не жмет? — участливо поинтересовался веселый опер. Он поднял левую руку и потряс ею в воздухе — вслед за ней потянулась и моя правая, и до меня дошло, что я сижу на коротком хромированном поводке наручников. — Браслеты не жмут, говорю?! — гаркнул Орехов мне в самое ухо. Он отчего-то заржал, хлопая себя по ляжкам твердыми блинами ладоней, и моя кисть угодливо задергалась в такт.
Поездка закончилась во дворе большого желтого дома на Петровке. Из машины мы вылезли втроем: я, Орехов и его шеф. Зайдя в здание через скромный, явно не парадный вход, мы поднялись по лестнице, и коричневый пиджак предъявил вахте удостоверение. После гудящего томления в лифте я очутился в начале длинного коридора с вытоптанной дорожкой. По обеим стенам шли ровные шеренги одинаковых дверей с латунными номерами и картонными табличками. Шрифт на них был таким мелким, что ни званий, ни должностей я разобрать не мог.
Дойдя до середины коридора. Лысый остановился. Карточка с фамилией на двери отсутствовала.
Комната смахивала на подсобное помещение — она казалась слишком неодушевленной даже для милицейского кабинета. Между казенными шкафами из ДСП был втиснут письменный стол, покрытый слоем пыли; сбоку, на свободном пятачке примостился стул с так называемым мягким сиденьем из грубой ткани. На широком подоконнике загибалось какое-то растение в треснувшем пластмассовом горшке. Под самым потолком на стене явственно проступал светлый прямоугольник от недавно снятого портрета.
За столом восседал грузный мужчина предпенсионного возраста с отечным лицом.
— Федорыч, забирай, — сказал Лысый, и Орехов расстегнул браслеты — сначала свой, потом мой.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16