Соответственно, на взгляд потомка, это жесткая и полностью определенная событийная линия, не терпящая никаких “бы” и “если”. Мы же с вами считаем, что две тысячи сорокового года еще не существует. Он пока формируется — под влиянием наших поступков и нашего ежесекундного выбора. Правильно?…
Инструктор покусал большой палец и, положив руки на стол, неожиданно объявил:
— Нет! Неправильно… Вам ведь обещали разочарование? Обещали утрату иллюзий?… Готовы?… Сейчас утратите, — заявил он серьезно. — Понятие “будущее” исключительно субъективно. Любое событие находится в будущем лишь по отношению к иному, более раннему событию. Относительно же более позднего оно… нетрудно догадаться, в прошлом. Таким образом, каждый момент времени всегда будет расположен не только “после” чего-то, но и “до”. Каждый момент — часть той самой сложившейся линии. И языческая Русь, и Гагарин, и верхняя граница нашей зоны, две тысячи семидесятый год, — все уже история, все уже в прошлом. Я ничего не упустил?… Ах да… Где-то на этой линии помещается и ваша жизнь. Которая, как и моя, объективно уже состоялась вплоть до…
У стенки опять чихнули, и инструктор покачал головой.
— Совершенно верно. И даже это. И то, что вы сделаете через неделю, через месяц… К сожалению. К великому сожалению… Объективно все это уже произошло. Мы с вами родились, потребили некоторое количество пищи, сносили столько-то пар обуви — и умерли. Примерно так мы воспринимаем людей прошлого. Точно так же кто-то воспринимает и наше настоящее. Жизнь каждого человека уже прожита — до последнего вздоха. Она вплетена в общую магистраль, которая лично мне представляется эдаким бесконечным бетонным столбом… ну, возможно, у вас фантазия окажется побогаче… Вот что Служба подразумевает под “естественным ходом событий”. Бетонный столб. Его мы и охраняем.
Инструктор снова покосился на энциклопедию и отвернулся к окну.
— Жду ваших вопросов…
Курсанты подавленно молчали. Олег несколько секунд рассматривал поверхность парты и, убедившись, что ничего нового не увидит, перевел взгляд на плачущую березу.
Америку инструктор не открыл, отнюдь. К аналогичному выводу Шорохов мог бы прийти сам, путем несложных логических рассуждений. Однако ему, как и всякому нормальному человеку, проделывать этот путь не было нужды. Даже попав на базу, в школу операторов, и уже зная, к чему их готовят, Олег не спешил забегать вперед. Будет время — все объяснят. Теперь время настало, и им объяснили. Почти все. Шорохов чувствовал собственную беспомощность и бесполезность. Он не мог избавиться от мысли, что его обманули, — в самый момент рождения, когда ему дали жизнь, но при этом отобрали что-то не менее ценное.
Вот выйти бы к доске, снять трусы и показать инструктору задницу… Или сей факт тоже записан в скрижалях истории?… Он тоже нацарапан на нашем столбе?
“Это известная фишка… — ответил себе Олег. — Во-первых, оголяться прилюдно я не стану, духу не хватит. Во-вторых, если и решусь — значит, так оно и было. И все давно уже сделано. Все, что для меня “есть” и “будет”, — для кого-то уже в прошлом. А мне остается… не мне, а всем… Всем нам остается лишь катиться по рельсам. До чего же, блин, тошно…”.
— Но если жизнь каждого человека уже сложилась, — начала рыжая с последней парты, — тогда тем более любопытно узнать, что с тобой будет через год, через десять лет, через пятнадцать…
“Она либо полная тупица, либо чудовищный циник”, — подумал Шорохов. Рыжая была единственной сокурсницей, которая ему не нравилась, — настолько, что он уже дважды отказывался разделить с ней узкую школьную койку. Рыжая, как приличный мужик, на эти демарши не обижалась, а спокойно разворачивалась и шла искать альтернативные варианты. Дублеров она находила без проблем, кажется, с ней переспал даже робкий Иван Иванович. Олег презирал ее за распущенность и звал не иначе как “Рыжей”. Рыжая не обижалась и на это.
— Да, любопытно… — процедил инструктор. — Была б моя воля, я бы это любопытство удовлетворял: сообщал бы всем желающим дату смерти их близких, месяц, когда грузовик переедет любимую собаку, день, когда единственный ребенок сядет на иглу, и день, когда он скончается от передоза…
— Чтобы люди мчались все это менять?!
— …а потом приходил бы опер, вроде вас, и все возвращал на место, — добавил инструктор. — Корректно изменить то, что уже случилось, нельзя. А все уже случилось, это мы с вами выяснили… Нет, я бы выдавал информацию в виде наказания. Хочешь знать — знай. Твое право.
— Что ж вы так?… — с укором проронила Рыжая.
— Естественный ход событий нельзя подправить, его можно только нарушить. Или разрушить. Отдаленные последствия даже для ничтожного вторжения не в силах просчитать ни один вычислительный центр. Я говорю не о современных ресурсах… — он показал глазами в потолок, -…о ресурсах куда более мощных. И кто гарантирует, что спасение любимой собачки не приведет к гибели ста человек? Другое дело, что многие изменения вскоре поглощаются без остатка. Естественный ход событий обладает колоссальной инерцией и стремится к самовоссозданию… Но оператору об этом лучше не помнить. Существуют и такие моменты, или точки, где изменения нарастают в бешеной прогрессии, которую невозможно ни спрогнозировать, ни прервать. Система уравновесится, но уже в новом виде, с учетом навязанных ей корректировок. Время как часть Вселенной будет существовать — в том или ином состоянии, с человечеством или без. Я внятно излагаю?
— Получается, что какую-то отдельно взятую собачку все-таки можно спасти без ущерба для рода людского… — вопросительно произнес Иванов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18