По общему каналу. Ты не могла…
– Ты покушал? – невпопад спросила Маришка.
– Перекусил.
– А я не успела. На работе придется.
– Кстати, я насчет…
– Лифт приехал, – перебила его Маришка и, улыбнувшись кому-то из соседей, вошла в кабину.
Егор последовал за ней, но встать рядом им не удалось. Спины в белых и розовых плащах растолкали их по углам, и на этом все общение закончилось. Егор знал, что внизу их ждет еще большая давка, и в вестибюле поговорить не получится. Если б у них была одна электричка, они бы, конечно, садились рядом и всю дорогу болтали бы о чем-нибудь таком.
Но с электричками им не повезло. Он уезжал на шестьдесят километров в глубь материка, Маришка же, наоборот, ездила к побережью и, как предполагал Егор, служила где-то в системе флота.
Кроме этого предположения, у него были и другие: в прошлом году он считал, что Маришка работает психологом, а в позапрошлом – что она занимается промышленным шпионажем. За два года он перебрал много версий, но так и не выяснил, кто же Маришка Стоянова на самом деле.
Познакомились они легко и как-то обыкновенно: заняв соседнюю квартиру, Маришка позвонила ему в дверь и представилась. Он пригласил ее войти – она отказалась. Утром они случайно столкнулись в кафе на шестьдесят втором этаже, и Маришка без возражений села с ним за один столик. За завтраком они говорили о многом, но только не о себе. И на следующий день – тоже. Егор смущался, а Маришка инициативы не проявляла. Через месяц эти недомолвки вошли в традицию, и ломать ее уже не поднималась рука.
Все, что Егор выяснил о соседке, уместилось бы на кончике карандаша: ровесница, образованна и богата, если имеет квартиру в два раза больше его собственной к тому же красива и, как ни странно, одинока. Последнее слегка настораживало, но настоящее препятствие Егору виделось в другом. У Маришки он не бывал, зато захаживал в ее квартиру, когда та еще пустовала. Бригада техников меняла аппаратуру, в том числе блок квазиинтеллекта для мажордома, и состояние нового жильца Егор оценил как солидное.
От нечего делать Егор подсчитал, что, завтракая, за два года они с Маришкой провели вместе около десяти тысяч минут, или почти семь суток. За неделю нормальные люди успевают влюбиться, надоесть друг другу до смерти и навсегда расстаться. Они же с Маришкой только завтракали – по вечерам она была для него недоступна. Раньше Егор маялся мыслью пригласить ее на ужин, или хоть на чай, да все как-то не выходило. Один раз она почти согласилась, но в тот день его срочно вызвали на работу. Потом он опять маялся и опять решился, но тогда уже не смогла Маришка. Или не захотела. Впрочем, это было давно, еще в первый год.
Кабина качнулась и замерла; телескопическая створка утонула в стене, и народ высыпал в вестибюль. Здесь поддерживался тот же климат-режим, что и в квартирах, но из-за постоянно открытых дверей в час «пик» сюда заползала жара. Табло под потолком уведомляло, что на улице пятьдесят один по Цельсию.
К обеду раскочегарит до шестидесяти пяти, отметил Егор и, пропустив вперед двух пожилых женщин, шагнул в пекло.
Первые поколения колонистов любили поговорку: к жаре нельзя привыкнуть, но можно научиться ее терпеть. Поколения, пришедшие им на смену, об этом не говорили. Человек, чей отец, дед и прадед родились на Близнеце, перестает называть себя колонистом. Само слово «Колонизация», хотя из уважения к истории оно и пишется с большой буквы, уходит в нереально далекое прошлое, выхолащивается до параграфа в учебнике. И тогда климат Близнеца, невыносимый для первых поселенцев, становится климатом твоего дома. Другого нет и не бывает.
Чтобы почувствовать холод, достаточно открыть холодильник или встать мокрым на сквозняке, но представить себе жизнь в среде с отрицательной температурой на Близнеце уже не мог никто. Астрономы что-то лепетали про земной наклон оси и годичные циклы, однако для неспециалиста все это выглядело неубедительно. Температура на Близнеце зависела исключительно от атмосферных явлений и даже во время ночного ливня не опускалась ниже тридцати. Генетики утверждали, что человеческий организм скоро адаптируется и потомки смогут обходиться без плащей.
Егор неловким движением набросил капюшон и, обогнув жилую башню, вышел к станции. Трехуровневая эстакада на тонких, как иглы, опорах отбрасывала полосатые тени, в которых что-то неистово пищало. Тени, убегая от солнца, поворачивались вокруг столбов, и мелкая живность, приучившись к этому ежедневному вращению, перебиралась следом, заставляя шевелиться узкие сектора бледной травы.
На дальнем пригорке показалась электричка. Гладкий, полированный рельс еле слышно запел, и по обе стороны от него беспокойно запрыгала местная саранча. Была ли она похожа на саранчу с Земли, никто толком не знал, но, вероятно, все же была. Колонисты, столкнувшись с фауной Близнеца, из всех путей выбрали самый простой: нарекли местных тварей по аналогии с земными. Безымянные обитатели колонии стали волками и черепахами, орлами и тараканами, сардинами и минтаем.
Гораздо хуже дело обстояло с летосчислением. Члены Объединенного Правительства по обыкновению голосовали против унификации, и обсуждение вопроса о Единой Календарной Реформе постоянно переносили на следующий год.
Неразбериха началась еще в период Колонизации. На Западном материке за точку отсчета приняли год открытия Близнеца, на Восточном – установку первого модульного поселения. Разница составляла ровно десять лет.
Со временем это расхождение превратилось для каждого материка в предмет гордости. На Востоке любили говорить о прямом родстве с колонистами, зато граждане Запада считали себя духовными наследниками австралов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9