Правда, боюсь, мне трудно поверить, что вы пошли в ботанический сад, дабы предаться там медитации, перед тем как вышибить дух из мистера Крамера. Однако все хорошо, что хорошо кончается, – конечно, при условии, что вы в дальнейшем воздержитесь от подобных поступков!
Дорн слегка кашлянул:
– А как себя чувствует мистер Мандуло?
– Не очень хорошо, – печально ответил директор, – но он поправится, а его мучители будут исключены из академии. И это, кстати, снова возвращает нашу беседу к вам.
Дорн был озадачен. Кажется, Тулл сам признал необходимость того, что он сделал. Чего же еще?
Директор глянул в распечатку, словно с того момента, как он смотрел туда в последний раз, в ней что-то могло измениться.
– Скажите-ка, мистер Восс, давно ли вы получали весточку от своих родителей?
У Дорна екнуло сердце.
– От родителей? Не помню… Наверное, месяцев шесть или семь назад.
Тулл кивнул.
– И это не совсем в порядке вещей? Дорн насторожился.
– Немного. Обычно они присылают мне посылку раз в два месяца. Но у них много дел.
Тулл встал, заложил руки за спину и посмотрел в окно.
– Да, родители учеников Милфордской академии – очень занятые люди!
Повисла тягостная пауза. Потом директор повернулся к Дорну. Лицо у него было озабоченное, а взгляд, на удивление, мягкий, почти добрый.
– Послушайте, мистер Восс, мне очень не хочется тревожить вас – тем более что повода для беспокойства, вероятно, нет вообще, но от ваших родителей уже долгое время не было известий. Говоря прямо, это значит, что последний взнос не был сделан и на ваш личный счет ничего не перечислено.
Дорн нахмурился. То, что он услышал, не соответствовало фактам.
– Не может быть… Я только вчера покупал в магазине школьные принадлежности!
– Да, – сочувственно произнес Тулл. – Мне подумалось, что я вправе ссудить вам немного из моих собственных сбережений. Ведь ваш отец учился здесь, и его отец тоже. Но это все, что я могу сделать.
Дорн онемел от изумления. Его родители были миллионерами, а может быть, даже миллиардерами. Они владели большой промышленной компанией, целым флотом космических кораблей и сквозным переходом в пространстве – одним из четырех известных разрывов в структуре пространства – времени, которыми пользовались скоростные коммерческие корабли Конфедерации. Расходы на его обучение были для них мелочью на дне кошелька, если только… Если только не произошло что-то страшное. А вдруг они погибли? Дорн вспомнил, как злился на них за то, что его отправляют на Новую Надежду, и почувствовал себя виноватым.
Несмотря на все усилия ученых, более быстрого средства сообщения, чем звездолет, пока не существовало. Узнать о судьбе своих родителей Дорн мог только одним способом.
– Я должен найти их, сэр. Я соберусь и вылечу первым же рейсом.
Тулл жестом заставил его замолчать:
– Нет! Я понимаю твои чувства, сынок, но все не так просто. Существуют правила, согласно которым ты не можешь покинуть академию без официального разрешения родителей. Кроме того, билет на звездолет стоит очень дорого, гораздо больше, чем я могу тебе одолжить. Давай подождем! Скоро к нам должны прибыть несколько кораблей, и я почти не сомневаюсь, что в течение ближайших двух недель мы получим известие от твоих родителей.
Дорну очень хотелось бы верить своему директору, но это было нелегко.
– А если нет? Что тогда?
Тулл отвернулся, потом снова посмотрел на Дорна:
– Несомненно, если мы не получим ответа на срочные уведомления, отправленные вашим родителям, вас попросят оставить школу. Но не будем гадать! Учеба – вот что сейчас самое важное, а вы получили «посредственно» по истории.
Дорн кивнул, пробормотал слова благодарности и вышел из кабинета. Прошло каких-то пятнадцать минут, но они изменили всю его жизнь.
2
Несчастье, равно как и счастье, – не более чем иллюзия.
Ла-Да, философ Траа. 2097 г.
ПЛАНЕТА ЛА-ТРИ
Солнце садилось. Гора Лун черной громадой вырисовывалась на фоне голубого неба. На востоке, сияя золотисто-белым светом, взошли три луны. Ла-Ма поднесла руку ко лбу, затем к груди и, наконец, к животу – жест, означающий единство разума, души и тела.
Со своего возвышения жрица смотрела на горы. Ее взгляд скользнул по едва различимым в сгущавшейся темноте хребтам и отвесным скалам, а потом вновь вернулся к высокогорному плато, где построенные еще в глубокой древности стены оберегали Храм Спокойствия и его 3333 алтаря. Когда-то это была крепость, в которой укрывались жрецы, чтобы защитить не только себя, но и концепцию триединства мира, любви и гармонии. Впрочем, это было столетия назад, задолго до Великого примирения и объединения расы Траа.
Глядя, как величественная процессия спускается к храму по горным склонам, Ла-Ма размышляла о стародавних временах. Каждый участник процессии держал в руке светящийся стержень. Его света было достаточно, чтобы разглядеть дорогу, но издали он казался не более чем яркой точкой в ночной темноте. Но, объединенные церемониальной процессией, эти стержни создавали целую реку света, которую можно было увидеть даже из космоса.
Этот ритуал имел огромное значение и был тем более важен, что каждый из двух с половиной миллионов его участников принадлежал к триаде, объединяющей жреца, воина и купца. Ла-Ма видела перед собой примерно третью часть всего народа Траа; по ее мнению, наиболее ценную, поскольку септ философов отвечал за науку, образование и здоровье – не только физическое, но и духовное – всех граждан планеты. Ответственность, связанная с этим, всегда изумляла и немного пугала ее.
В отличие от землян и не менее плодовитых ду-заатов, дети у траанцев появлялись довольно редко – обычно два-три ребенка на триаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99