Посмотрев вниз, я был озадачен еще одним открытием: лошадь ступала ногами по длинной дорожке из собственных волос, которая не прерываясь, казалось, образовывалась из самого животного. Оглянувшись назад, я увидел, что она простиралась до угла, который мы обогнули последним.
Я уже хотел было обратиться к Лиги за советом, когда на наклонную мостовую выкатилась бочка, выпавшая из тележки двух мужчин, которые поднимали ее вверх по улице.
Сначала наш рысак пришел в замешательство. Как будто осознавая свои убывающие размеры, он повернул свою полысевшую голову, в сторону приближающейся бочки. В первый (и последний) раз он издал звук, похожий на слабое полуржание, звучавшее, как эхо, которое зародилось на вершине горы и, постепенно угасая, преодолев огромное расстояние, дошло до ее подножия. Потом внезапно он пустился в галоп. Сила, заставлявшая его раньше двигаться с невероятной скоростью, словно бы вселилась в него опять. Корабли, пирс, здания на набережной превратились в туманную полоску. А лошадь на моих глазах стала растворяться. Вскоре она достигла размеров шотландского пони, хотя менее пропорциональных форм. Но несмотря на уменьшение в размерах, сила все еще сохранилась, и мы ворвались на территорию гавани с ужасающей скоростью. Вскоре казалось, что нашу повозку тянет большая собака, потом – маленькая, потом – тающая тень. И тут, как бы осознав свои обязанности, сморщенное существо встало на дыбы, испустив короткий трубный звук. Повозка покатилась вперед. Я оглянулся и все, что удалось увидеть, был лишь обрывок веревки, лежавший на мостовой. Я с силой нажал на тормоз, но повозка не замедлила ход. Потом подоспел Петерс, отбросил мою руку. Он налег на рычаг, пытаясь сдержать колесо. Зацепившись ногами за скамейку, он перегнулся и потянул. Рукав его рубашки треснул от напрягшихся мышц, запах дыма поднимался снизу. Но мы стали замедлять ход.
К счастью повозка была легкой. Мы остановились около груды ящиков, слева был пирс. Серые чайки с криками бросались вниз. Петерс поспешно разжал руки, медленно указал:
– Смотри, Эдди, это «Эйдолон». Эта животина хорошо поработала и привезла нас туда, куда надо.
Когда мы сходили на землю, я услышал, как Лиги приговаривала:
– Pax vobiscum, Метценгерштейн.
Позднее, когда мы с Петерсом выгружали Вальдемара и некоторые другие вещи, и команда шла нам навстречу, чтобы помочь перенести все на корабль, я случайно взглянул на небо. Мой взгляд приковало облако четкой формы в виде исполинской фигуры лошади необычной масти.
Я велел капитану Гаю немедленно отправляться в Англию и обещал по дороге информировать его о положении дел. Мы втроем быстро съели легкий завтрак, пока корабль готовился к отплытию, а я позволил себе осушить бутылочку бренди, что заставило свидетелей этого смотреть на меня так, словно они ожидали, что я вот-вот свалюсь. Потом я отправился в свою каюту, где смыл с себя дорожную пыль. После этого я совершил ошибку, позволив себе ненадолго растянуться на кровати.
Я был разбужен ужасной качкой и разворотами судна. Я вскочил, натянул на себя одежду и быстро вышел наверх. Несколько мгновений я наблюдал шторм и буйство волн, разбивавшихся о борт. Потом я вернулся вниз и попытался найти Петерса. Он сказал мне, что я проспал более двенадцати часов, но шторм начался недавно.
Плохая погода преследовала нас на всем протяжении выхода из Средиземного моря, когда мы попытались взять курс на север к берегам Англии, новый шторм, еще более свирепый, чем все предыдущие, обрушился на нас. По этой причине мы не могли придерживаться определенного курса, а просто приготовились выдержать этот натиск. Нас отнесло далеко в море, и прошло три дня, прежде чем шторм утих. Когда все успокоилось, выяснилось, что судну требуется основательный ремонт.
Какой бы злой гений не властвовал в этой части моря, он, казалось, питал к нам особую антипатию. Только «Эйдолон» была приведена в порядок и надежно залатана, как новый шторм обрушился на нас, отбросив еще дальше на юг. Теперь уже этот был самым сильным во всех отношениях. Он мотал нас без передышки, относя в сторону экватора к тропику Рака.
– Этот шторм… – сказала мне Лиги на утро седьмого дня.
– Да? – сказал я.
– Он, похоже, идет к концу.
Я вытянул руку, чтобы постучать по деревяшке.
– Слава богу! – добавил я. – Морякам действительно приходится труднее, чем солдатам. Теперь я готов этому поверить.
– Нет, это еще не все, – сказала она.
– Что вы имеете в виду?
– Я не уверена, что это был естественный шторм.
– О?
– Буквально в самом конце, всего лишь на мгновение, мне показалось, что я почувствовала ее незримое присутствие в состоянии полуконтроля над собой, в то время как надо было проявить себя полностью.
– Помедленнее, пожалуйста, – сказал я, – я не совсем понимаю.
– Думаю, что они опять одурманили Энни, – сказала она, – и она управляла этим штормом. Но даже под воздействием наркотиков и месмеризма, она постаралась, чтобы сила была минимальной. В конце концов они тоже не станут так истощать ее. У нее более высокое предназначение, чем просто заставить нас убраться с пути.
– Вы уверены в этом? – спросил я.
– Нет, не уверена, – ответила она. – Даже сделав Энни управляемой, ее трудно подчинить.
В тот день наступило временное затишье, небо прояснилось. Команда всерьез обрадовалась, увидев голубое небо, которое, как казалось, годы было скрыто мглой. Снова заработали помпы и началась починка. К счастью, мачты уцелели.
Я думал, вовсе неплохо, что было так много работы, так как паруса были опущены, и их не надо было вновь убирать, когда начался следующий шторм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69