Подумал, и мне стало стыдно. Я встал, поцеловал Галочку в лоб и ушел.— Что-нибудь случилось? — спросила мать, когда я пришел домой. — У тебя такой вид…— Да абсолютно ничего не случилось, если не считать таких пустяков, как пути развития человечества и то, что я сейчас расстался навсегда с любимой девушкой.— Очень остроумно! — саркастически воскликнула мать и затянулась своей неизменной сигаретой.— Хватит вам всем меня мучить! — гаркнул я и захлопнул с силой дверь моей комнатки. Тоненько звякнул стакан на письменном столе. И тут же звякнул параллельный телефон. Мать побежала звонить подругам, какой я истерик.— Я должен тебя поблагодарить, — сказал я Яше, когда все ушли и мы остались одни.— За что?— За то, что ты спросил Галочку, любит ли она меня.— Это помогло вам расстаться?— Нет, что ни говори, а все-таки иногда можно отличить искусственный разум от обычного. Человек так не сказал бы.— Не юли. Я спросил, расстались ли вы?— Да, Яша. Если бы не ты, мы скорей всего поженились бы и прожили долгую жизнь.— Без любви?— Сколько угодно. Есть вообще такое направление, представители которого считают, что начинать совместную жизнь супругам следует, не любя друг друга. Им тогда нечего терять.— Очень остроумно, — сказал Яша почти таким же голосом, что моя мать. — Но вообще я нервничаю.— Из-за чего?— Как, неужели ты забыл? Завтра мне должны дать тело робота, и я обрету хотя бы ограниченную подвижность. Скажу тебе откровенно, мне изрядно надоело смотреть полтора года на одну и ту же стену.О господи, как я мог забыть! И не успел я отругать себя за непростительную эгоистическую забывчивость, как дверь распахнулась и в комнату заглянула голова Германа Афанасьевича.— Как, и вы здесь? — спросила голова.— А я не знал, что вы задержались так поздно.— Колдовали все в мастерской, тележку для Яши доводили.— И как? — спросили мы с Яшей одновременно.— Смотрите, — небрежно сказала голова и исчезла, а вместо нее в дверь въехала небольшая тележка с тумбообразным туловищем и двумя опущенными руками.— И я смогу по собственному желанию передвигаться с места на место? — спросил Яша.— Еще как! — с гордостью сказал Герман Афанасьевич. — А что, может, попробуем сейчас?— Сейчас, сейчас, — заверещал Яша.Мы подкатили тележку, подняли Яшу и осторожно опустили на тумбу.— Займитесь-ка кабелем, Толя, а я укреплю его и подсоединю управление.Через полчаса мы отошли на несколько шагов, и Герман Афанасьевич сказал:— Ну, Яша, с Богом. Только осторожно. Тебе еще нужно освоить управление. Главное, не торопись.Тележка дернулась, но не тронулась с места.— Ничего, ничего, не нервничай, — сказал я, чувствуя, как весь напрягся, помогая мысленно Яше.— Я не могу, — проскулил Яша.— Сможешь, — твердо ответил Герман Афанасьевич. — Ты у нас все можешь. Ну еще раз!Тележка вздрогнула и покатилась прямо на стену, резко затормозила.— Ну сынок, катайся, — сказал Герман Афанасьевич и зачем-то начал тереть глаза лоскутом, который вытащил из кармана халата.— Спасибо! — громко, на всю мощность своего усилителя, крикнул Яша и дал задний ход.— Молодец, теперь руки, — скомандовал инженер.— О, у меня еще есть руки! — снова завопил Яша. — Я совсем забыл о них.Через несколько минут он уже мог пользоваться ими. Он подъехал ко мне, поднял руки и положил мне на плечи. Он еще не совсем освоил силу движений, и руки основательно ударили меня. Но мне не сделалось больно. Ничье прикосновение никогда не было мне так сладостно. Яша, железный мой сынок. Я посмотрел на него и готов был поклясться, что все три его глаза-объектива странно заблестели. А может быть, виной тому были мои собственные слезы.«Пожалуй, матушка моя права, я действительно стал истериком, да еще слезливым», — подумал я. 9 И снова мы с Яшей одни в нашей старой доброй триста шестнадцатой комнате.— Ты не торопишься, Толя?— Нет.— Хорошо. Я хочу сказать тебе нечто очень серьезное. И пожалуйста, если у тебя будут сомнения, не бойся поделиться ими. Мы ничего не должны бояться говорить друг другу. Хорошо?— Хорошо.— Ты помнишь, я спросил у тебя про второй черный ящик? Один стал мною, а второй, запасной, находится в лаборатории.— Да, конечно.— Вот он, — Яша подъехал к своему закутку, который мы выгородили ему, повернув шкаф.— Вижу. А что это еще за устройство?— Это маленькое устройство собрал Герман Афанасьевич, я сделал ему чертеж, и он соорудил его.— А для чего оно?— При помощи этой штуки я могу превратить запасной аппарат в свою абсолютно идентичную копию. Все, что составляет мое "я", все знания, все умения, все ощущения — все может быть перенесено в этот аппарат.— А ты сам? Ты прекращаешь свое существование при этом?— Нет. Я остаюсь. Рассказать тебе, как работает транслятор — назовем пока так мое устройство?— Конечно.Потребовалось часа два, пока я понял суть Яшиной идеи и устройства транслятора. Это была гениальная идея, я не боюсь этого слова. В наш век инфляции многих слов передо мной было чистое сияние гения. Мне не могло бы прийти это в голову даже за тысячу лет.— Парень, — сказал я, — ты гений!— Я хочу, — сказал Яша, — чтобы ты был автором этой штуки.— Как это я? Ты с трудом втолковал мне принципы транслятора и хочешь, чтобы я был автором?— Я говорю серьезно. Это мой подарок тебе за все, что ты сделал для меня.— Я не могу…— Это будет наша маленькая тайна. Подумай сам. Толя, я ведь не нуждаюсь в славе. Научное звание мне все равно не дадут. Представляешь, какие лица стали бы у членов аттестационной комиссии, если бы им нужно было присудить степень без защиты диссертации да еще железному ящику на колесах.— Я не могу.— Мало того. Толя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25