Судя по количеству лестничных пролетов, меня вели на третий, как минимум, этаж.
Последний пролет деревянной лестницы венчала дощатая, хорошо струганная дверь. Она открылась, и я увидел синее небо, расчерченное на идеально ровные квадратики. Лестница и двое сопровождающих привели меня в солярий. Примерно семьдесят квадратных метров приспособленной для загара, приятной и полезной площади под стеклянным клетчатым потолком. Террариум для любителей погреться на солнышке. Огромадный ящик на крыше, отделанный ладными, одна к одной, досочками со стеклянным, прозрачным потолком.
В солярии полно народу. Человек двадцать примерно сгрудились в дальнем углу оздоровительно-престижного помещения. Сразу, как меня ввели, я приметил в маленькой толпе высокую и толстую фигуру Анатолия с руками за спиной и лейкопластырем на роже. Толика не заметить трудно, он всегда выделялся в любом скоплении тел, как слоненок в зоопарке на бурлящей жизнью площадке молодняка. Взгляд мой лишь скользнул по человеческой массе под лучами солнечного ультрафиолета, и глаза магнитом притянули к себе две отдельно стоящие личности. Мужчина и женщина. Молодая красивая брюнетка разглядывала меня настолько внимательно, что я почти физически ощущал ее интерес к собственной потрепанной физиономии. Вглядевшись пристальнее в симпатичное женское лицо, я убедился, что впервые вижу эту бабу. Странно, такое впечатление, что она меня знает. Мы встретились глазами, она улыбнулась, что-то прошептала на ухо своему спутнику. Спутник брюнетки — господин примерно моих лет. Высокий, мускулистый, подтянутый, ухоженный. Лицо... Лицо господина изуродовано шрамом. Бледная багровая полоска на левой щеке от переносицы к уголку рта. Приметное лицо. Такое лицо, увидев однажды, как тебе кажется, забываешь навсегда, но тут же вспоминаешь, снова увидев через десяток лет, зим и весен, прошедших после первой и единственной мимолетной встречи...
Я узнал человека со шрамом внезапно. Без мучительных раскопок в памяти, без «паузы узнавания», как в случае с Толиком, без реставрации прежнего, десятилетней давности, образа, как в случае с Захаром. В голове блеснула вспышка, и я будто бы проснулся. Я узнал его, и сразу многое стало ясно, сразу же на многие вопросы отыскались ответы, сразу стала понятна первопричина всей цепочки сегодняшних зловещих и загадочных событий... Буря самых противоречивых эмоций захлестнула меня с головой. То, что случилось со мной и моими друзьями былых времен сегодня, это... Это невероятно, этого не может быть, но это случилось!
2. «Дай срок, мастер, сочтемся!»
Год одна тысяча девятьсот восемьдесят... не помню точно какой, но антиалкогольная кампания уже в прошлом, поскольку отчетливо помню бутылку сладкого ликера на откидном столике в четырехместном купе. За окнами поезда мелькают левитановские пейзажи, сияет солнце, заманчиво блестят водоемы, мимо которых, стуча колесами на стыках рельсов, проносится поезд дальнего следования. На улице жарко, в купе душно. Молодой, с прыщиком-хотюнчиком посреди лба, Толик успокаивает меня, мол, к завтраку жара спадет, а послезавтра я полезу в чемодан за свитером. Мы едем на Север, на халтуру. Толя Иванов, Леха Митрохин и Серега Контимиров — ветераны. Они едут халтурить на Север второе лето подряд. Я и Захар Смирнов — новобранцы. Прошлым летом мы с Захаром не смогли принять участие в поездке за длинным рублем в край алмазо— и нефтедобытчиков, хотя и очень этого хотели. В прошлом году я гулял отпуск в декабре, а Захару весной на тренировке сломали ногу, он лечился. В прошлом году Толя, Леха и Сергей привезли с Севера приличные деньги. В этом надеются с моей и Захара помощью привезти еще больше.
— Стас, прикинь, — в который раз пристает Толик с одним и тем же вопросом, не хуже меня зная ответ. — В месяц ты сколько на тренировках заколачиваешь?
— Столько же, сколько и ты, — улыбаюсь я, молодой и перспективный. — В два раза поболе, чем на основной работе, с учетом, что кооператоры-наниматели половину доходов оставляют себе.
— Зато кооператив дает надежную «крышу», — встревает в разговор Леха. — И аренда зала за их счет, и реклама.
— Фу! — морщится Серега. — Скажешь тоже — реклама! Объявления на столбах я и сам мог бы расклеить и текст сочинил бы получше. Они чего в объявлениях пишут, читал? Они пишут: «Китайская оздоровительная гимнастика УШУ». А надо писать — «КУНГФУ, САМООБОРОНА и ЗДОРОВЬЕ».
— Смешной ты. Серый. — Захар берет в руки пузатую бутылку ликера, взламывает пробку. — Статью за карате еще никто не отменял. Для ментов что кунгфу, что карате — без разбору. Я, например, в тюрягу по пустякам садиться не хочу... Давай стакан. Серый, ликеру накатим.
— Я не пью, — отказался Серега. — А люди, Захарыч, хотят учиться бить по морде. Гимнастика ушу — фенечка для отвода глаз, сам знаешь.
— Ты не прав, Сережа... Захар, капни мне сладенького на два пальца. — Я протягиваю Захару пустой граненый стакан в подстаканнике от Министерства путей сообщения. — Не прав ты, Сережа. Ушу — хорошая гимнастика.
Великий кормчий, товарищ Мао, гениально придумал. В пятидесятые годы, вместо того чтобы бороться с чуждой религиозной идеологией национальных единоборств, взял, да и легализовал эти единоборства, выхолостив из них боевую сущность, обозвал их ушу и... И давайте, что ли, чокнемся, а? У всех налито?.. Серега не пьет, остальные готовы.
Чокнулись. Выпили.
— Стасик, посылай ты в жопу свое кино! — возопил Толик задорно после того, как опустошил свой стакан. — И философствовать кончай. Давай бабки на ушу рубить, по полной программе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131