От которого всегото и требуется, что озвучить мои паспортные данные. И тем самым ввести вас в заблуждение. Я думаю, Гунявый боялся, что приятельнапарник по афере сдаст вам его, Гунявого, сознается в заговоре сразу же, как только переступит порог, едва вас, Иван Андреич, увидит. Гунявый выиграл время для того, чтобы убить товарища. И, плюс ко всему, у вас бы остался я, в смысле — ниточка для дальнейшего расследования. Что тоже играло в пользу Гунявого, отвлекло бы ваше внимание, ваш гнев от него».
Иван Андреич усмехнулся: «Хее!.. Кучеряво базаришь, голубь. Но твоя правда — на ниточке ты висел, сизокрылый, да над бездною. Из каких ты будешь, не пойму. Вроде руки у тебя, вижу, как у работяги, а базар чисто как у интеллигенции. Расскажика мне о себе, голубь ты мой. Поделись, не тушуйся».
И я рассказал. Уж и не помню, когда меня ктолибо слушал столь же внимательно. Наверное, только мама в детстве. Мама, которая нынче живет далеко, во Владивостоке, нянчит внука. Угораздило же сестру выйти замуж за морского офицера с Дальнего Востока... Еще, бывает, жена меня внимательно слушает. Однако Ирка частенько меня обрывает на полуслове, а Иван Андреич внимал молча. Я ему и про маму, и про племянника, и про жену, особенно подробно про жену рассказал. Про то, что у нас с Иркой по сию пору взаимопонимание, как у молодоженов. И признался, что Ирка иногда меня пугает своими приступами глупой ревности. Хотя к кому, казалось бы, меня ревновать? Кому я нужен, ботаникремонтник?.. В остальном же она, Ирка, баба умная.
Дослушав мою сбивчивую исповедь, Иван Андреич улыбнулся постариковски и молвил устало: «Жене отдай это, — он извлек из кармана чертовски толстую пачку американских денег. — Или покажи ей это, твое дело. Я человек такой — могу озолотить, а могу и в порошок растереть. Но я человек честный. Долги всегда плачу. Ты, голубь, про рану от пули никому, кроме жены, не болтай, договорились?» А как же, если, не дай бог, загноится рана, хотел спросить я, однако не посмел. Ибо уже взял деньги, а платили мне, разумеется, в том числе и за молчание жены.
Иван Андреич, кряхтя, поднялся с дивана, глянул на меня както особенно, словно прицеливаясь, и был таков. Он ушел, а ему на смену прибыл щекастый Петя. Его бульдожьи щеки скомкала жизнерадостная улыбка. «Петя, — представился он, вроде как официально, для порядка, и шутейно козырнул: — Извиняй, брателло, что помял!»
Петя принес новую куртку, тоже, кстати, китайскую, взамен моей, простреленной, принес мою сумку. Он помог мне одеться и вручил визитку «нашего доктора». Сняв мой невысказанный вопрос, Петя разрешил звонить ему в любое время, «если с дыркой случится айяйяй». А после довольно складно, со знанием дела, проинформировал, как следует самостоятельно ухаживать за раной. Закончив инструктаж, Петя повел меня к лифту (как я понял, этаж полностью принадлежал Иван Андреичу), вместе мы спустились в подземный гараж, сели в печально знакомый «бумер», и я назвал свой домашний адрес. Всю дорогу Петя активно со мной «дружил».
Он довел меня прямо до двери в родное жилище, позвонил в дверь и спешно ретировался, будто подростокхулиган. Когда жена открыла, его уже и след простыл.
Обошлось без всяких бабьих истерик и причитаний. Ирка у меня молодец, кремень.
Часов через несколько я — накормленный, напоенный, накрытый шерстяным пледом, с градусником под мышкой — дотянулся до телефона здоровой рукой, набрал номер Хозяина, пострадавшего по вине фабричного брака в фирменном вентиле. Я гордо предложил ему взять, хоть сейчас, десять тысяч за урон, к коему я не имею ровным счетом никакого отношения, и соврал, мол, большего с меня, один чет, взять не получится.
Сошлись на двенадцати тысячах. Я чуть было не ляпнул: «хоть сейчас», но вовремя опамятовался, промямлил, мол, еще две тысячи придется брать в долг. Договорились, что завтра Ирка подвезет деньги в почти отремонтированную мною квартиру. Разумеется, заканчивать ремонт и устранять последствия потопа будет уже ктото другой, не я.
Моя Иришка, умничка, с ледяным спокойствием отсчитала сто двадцать зеленых бумажек, ощутимо облегчив пачку, полученную от Ивана Андреича.
За сим история про ботаника в лыжных ботинках могла бы и закончиться, но на другой день, как раз когда жена повезла отдавать деньги, у изголовья моей диванкровати заверещал телефон. Мне позвонил Зусов.
Он так и сказал: «Але, Зусов беспокоит». Я сразу узнал его голос и запомнил фамилию Ивана Андреича. Очень хотелось спросить, откуда у него мой домашний телефонный номер, но я, слава богу, вовремя прикусил свой дурной язык. Деловито поинтересовавшись моим самочувствием, Зусов назначил мне встречу. В воскресенье, после полудня. Мог ли я отказаться?.. Ха! А вы бы на моем месте отказались, а?..

2. Самурай

Забрызганные грязью «Жигули» девятой модели свернули на тихую, узкую улочку. Справа и слева возвышались мрачные административные здания, лишенные каких бы то ни было архитектурных излишеств. Громоздкие коробки грязножелтых и блеклосерых тонов с узкими проемами мертвых окон. Выходной день, каменные рукотворные глыбы, изъеденные сетью казенных коридоров, пусты, и улица напоминает тропу в безжизненном горном ущелье.
— Ты не помнишь, какой номер дома он назвал? — спросила Ира, сбрасывая скорость до минимума.
— Дом восемь... Вон, восьмерка на стене. Видишь?
— Где?
— Вон, впереди. Видишь, машины рядом припаркованы, на стене восьмерка намалевана, а чуть дальше фонарики возле входа.
— Игорек, а ведь это кабак! Зусов предупредил тебя, что вы встречаетесь в кабаке?
1 2 3 4 5 6 7