Других отклонений в организме нет.
– Не скрывает? Может, рядится в тогу ненужного мужества?
– Нет-нет. И по голосу, и по данным телеметрии все нормально. Ваши сомнения, Сергей Павлович, напрасны. Поверьте мне.
– Я вам верю, Владимир Иванович. Думаю, что через час можно отправляться на Волгу.
Ученые не спеша вышли, а Королевым, несмотря на оптимистическое завершение беседы, овладело еще большее беспокойство. «Впереди еще почти двенадцать кругосветных путешествий. А если где-то есть черта, за которую переходить нельзя?»
Каждый новый эксперимент в космосе Королев рассматривал с точки зрения далекой перспективы, которую он представлял яснее других, и верил в осуществление самых, казалось, фантастических проектов. Главный был убежден – в процессе работ весьма полезна преемственность, как бы закономерная очередность экспериментов, их взаимозависимость друг от друга. При этом Королев умел отобрать из десятков предложений то единственное, которое могло лечь в основу совершенствования ракетно-космической техники или научного эксперимента.
Аккумулировав все разумные предложения, Королев приходил к окончательному выводу, подписывая документы. (Необоснованных отступлений от запроектированных инженерных решений по всем элементам конструкции не потерплю, – не раз говорил Сергей Павлович своему первому заместителю по ракетам В. П. Мишину. – Решение принято. Оно закон для всех. Дисциплина во всем должна быть железная".
Главный конструктор считал, что каждый новый эксперимент, каждый новый искусственный спутник Земли или межпланетный «путешественник», каждый следующий полет живого существа должны непременно быть значительным шагом вперед в познании космического пространства. А уж каждый полет человека в космос обязан приносить науке все новые сведения. Тем более что риск для космонавта всегда остается. «Как ясно у Циолковского: „Планета – колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели“, – очень верно, – часто думал Королев. – Но, встав из колыбели, человечество не может и не имеет права годами, как младенец, ходить неуверенно, спотыкаясь, бесконечно держась за руку матери. Нет, у нас таким пробным шагом стал только первый. И сделал его Гагарин. Титов же должен не только закрепить достигнутое Юрой, но и значительно продвинуться дальше. Иначе незачем лететь, пускать деньги на ветер. Не на ветер, – усмехнулся про себя, – в космос. А если неудача? Если какие-то непредвиденные обстоятельства? А ведь я боюсь, боюсь, может быть, больше, чем все другие. Разволновался, сердце дает себя знать, а уж пульс наверняка чаще, чем у Титова, надо взять себя в руки. Люди ценят меня, знают о моих деловых качествах, я это чувствую. Ракеты надежно стоят на страже Родины, как не гордиться ими! Ну а если... Нет, уже невозможно снять меня с должности Главного конструктора. А впрочем, как бы ни называли, лишь бы дело оставили. Но тогда труднее будет руководить коллективом. Да, в случае неполного выполнения программы у многих опустятся руки, да и злопыхатели сразу изо всех щелей по-вылезут, прихлопнут все эксперименты. Нет, коллектив у меня крепкий, не даст в обиду. Техника не подведет, я уверен. Только эта неизвестная науке невесомость. А если в организме Германа Степановича произойдут стойкие изменения и придется прервать полет? Тогда на дверях в космос надолго повесят замок...»
Первый в истории человечества длительный космический полет советского космонавта майора Германа Степановича Титова успешно завершился 7 августа. Корабль-спутник совершил более 17 оборотов вокруг земного шара в течение 25 часов 18 минут и пролетел свыше 700 тысяч километров.
...8 августа председатель Государственной комиссии Леонид Васильевич Смирнов созвал заседание. Почти двухчасовое сообщение космонавта-два о полете ученые и специалисты слушали с необычайным интересом и вниманием. Он подробно рассказал о влиянии на него невесомости, о некотором дискомфорте, однако, не помешавшем ему внимательно следить за показаниями приборов, вести визуальные наблюдения, в нужное время брать на себя управление кораблем «Восток», послушным на всех режимах.
К заседанию комиссии подготовили фотоснимки Земли, сделанные Титовым через иллюминатор корабля.
– Вот так выглядит наша планета с высоты двести пятьдесят и триста километров. Очень красивая, – восхищался Титов, передавая аудитории несколько цветных фотоснимков.
Все собравшиеся с нескрываемым любопытством просмотрели эти уникальные снимки Земли, самые первые, сделанные из космоса. То тут то там раздавались возгласы:
– Смотрите, как четко просматривается на горизонте кривизна нашей планеты.
– А краски какие превосходные. Голубая голубень...
– Белые облака, словно парусники на море.
– Может, стоит опубликовать эти снимки в газетах?
– Пожалуй, лучше в журналах. Там есть возможность дать их в цвете, – посоветовал Королев.
На этом и порешили. Потом Герману Титову задали еще десяток вопросов, самых разнообразных. Заканчивая заседания Госкомиссии, С. П. Королев, подробно разобрав техническую сторону полета, сделал вывод:
– Вся научная программа, заданная космонавту, выполнена им полностью. Думаю, что это и есть лучшее доказательство того, что невесомость не так уже страшна. Сокровищница человеческих знаний пополнилась новым, принципиально новым фактором. Человек может жить и работать в космосе. Я бы назвал это открытием века. Полное сохранение работоспособности человека на протяжении более чем суточного пребывания за пределами Земли –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179