– Продолжайте.
– Я почувствовал, как один за другим, выработав ресурс, отделялись от ракеты блоки ее первой ступени. Затем включился двигатель третьей ступени и отошел центральный блок. Я сверял по часам – отклонений не было. Наконец произошло разделение корабля и третьей ступени. Орбита, подумал я и незаметно почувствовал себя в невесомости. Все оказалось так, как предсказывал
Циолковский.
– Пожалуйста, поподробнее.
– Переход от перегрузок к невесомости шел плавно, спала тяжесть с головы, со всего тела. Я оторвался от кресла, повис на привязных ремнях между «потолком» и «полом». Почувствовал себя превосходно. Все делать вдруг стало легче. И руки, и ноги, и все тело стали будто совсем не моими. Они ничего не весили. Не сидишь, не лежишь, а как бы висишь в кабине. Все незакрепленные предметы тоже парят. Несколько капелек питьевой воды – кстати, пилось так же легко, как на Земле, – вылетели из шланга. Они сразу приняли форму шариков, свободно разместились в пространстве, а коснувшись стены корабля, прилипли к ней, ну, как утром роса на цветке.
– Очень хорошо сказали. Представляю себе. А теперь, пожалуйста, по технике.
– Системы жизнеобеспечения работали прекрасно. Такое ощущение, что я дома, в комнате. Температура, влажность, состав воздуха ие отклонялись от расчетных. Я все время наблюдал за приборами. И вел записи в бортовом журнале.
– Я не видел его. Почерк, наверное, не земной?
– Да и на Земле писать в герметических перчатках не просто. Не очень чувствуешь карандаш, но, в общем, писать можно. Надо приноровиться. У меня с карандашом, Сергей Павлович, казус произошел. Сделав запись, как на Земле, положил карандаш рядом с собой... а он, оказавшись в невесомости, уплыл от меня. Только я его и видел. Надо в следующем полете продумать, как лучше укрепить его. Хорошо, были магнитофоны: обо всем увиденном я говорил, а они все записали.
– Согласен. В нашем деле не должно быть мелочей. Не забудьте, Юрий Алексеевич, об этом сказать на комиссии. Одиночество не огорчало вас? Не страшно?
– Связь с Землей поддерживалась устойчивая. Все время слышал голос Земли. В моем распоряжении имелись, вы знаете, и телефон и телеграф. Я вел активные переговоры и порой ловил себя на мысли, что я не в полете, а на обычной тренировке у себя в Звездном.
– Вы ничего не сказали о приеме пищи.
– Ни голода, ни жажды я не чувствовал. Но программа есть программа. В определенное время пил воду и ел приготовленную пищу. Все так же, как в земных условиях. Вот, пожалуй, и все, Сергей Павлович.
– Как все? А с орбиты вы так и не возвратились, – рассмеялся Королев.
– Действительно, – улыбнулся Гагарин. – После того как корабль сориентировался в пространстве, в 10 часов 25 минут включилась тормозная двигательная установка. Почувствовал небольшой толчок. Потом последовало разделение отсеков – спускаемого аппарата от агрегатного. Переход от невесомости к перегрузкам также начался плавно. Меня снова прижало к креслу, значительно сильнее, чем при старте. Неприятное зрелище, когда корабль входил в плотные слои атмосферы. Наружная оболочка спускаемого аппарата, видимо, очень нагрелась. Сквозь стекла иллюминаторов я видел жутковатый багровый отсвет пламени, бушующего вокруг корабля. Невольно взглянул на градусник – в кабине ничего не изменилось, те же двадцать градусов тепла.
Приземление, вы знаете, состоялось по штатной схеме с катапультированием из спускаемого аппарата в расчетном месте, возле деревни Смеловка Саратовской области. В небо этой области, Сергей Павлович, я впервые поднялся на учебном самолете местного аэроклуба.
– Деревня Смеловка? – переспросил Королев. – Подходящее название. Смелые люди живут там, смелых встречают. Ну, спасибо, Юра, за рассказ. На комиссии будет много вопросов по технике. Каждому ведь хочется знать, как работала его система. Я вам весьма благодарен за все, что вы сделали, и за ваш подробнейший рассказ.
На лестнице, что вела на второй этаж, показался Герман Титов. Заметив Гагарина и Королева, он быстро спустился вниз.
– Сергей Павлович, телеграмма интересная.
– Прочитайте!
– "Приветствуем Вас, пионера космического полета. Горячо поздравляем с осуществлением мечты человечества". И подпись: «Семья Циолковских».
– Хорошая телеграмма. Наверное, надо побывать, Юрий Алексеевич, в Калуге, отдать дань уважения Константину Эдуардовичу, он жил намного впереди своего века. И вечное ему спасибо за путь, который он указал нам, людям. – Королев поднялся. – Ну, пора и честь знать, да и вам надо отдохнуть. Но не сидите тут, в здании. Идите на воздух, к Волге. Там так хорошо дышится.
Этот, такой счастливый и радостный день, день, который навсегда войдет в анналы истории, подходил к концу. Чувства переполняли всех причастных к первому космическому полету. Никто не хотел спать. Сидели в холле «гагаринского домика».
– Послушаем радио? – спросил Герман Титов.
– Да! Да! – откликнулось несколько голосов. «Нам, советским людям, строящим коммунизм, – передавала Москва торжественным голосом Юрия Левитана, – выпала честь первыми проникнуть в космос. Победы в освоении космоса мы считаем не только достижением нашего народа, но и всего человечества. Мы с радостью ставим их на службу всем народам, во имя прогресса, счастья и блага всех людей на Земле... Наши достижения и открытия мы ставим не на службу войне, а на службу миру и безопасности народов... Вперед, к новым победам во имя мира, прогресса и счастья человечества!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179