Ах, если бы писатель знал… Впрочем, все равно, наверное, пригласил бы зверя приблизиться.
Она тогда уже не пела в «Москве». Но, очевидно, желая произвести впечатление на писателя, показать ему, на что она способна, она вышла на помост к музыкантам, стала на фоне нарисованных на стене русских витязей (в палехско-лос-анджелесском варианте) и спела одну за другой три песни. Спела с таким бешеным темпераментом, с таким ревом и урчанием дикого зверя, что писатель выпил еще водки. Даже его, скептического европейца, отвыкшего от диких песен соотечественников, прошибло все же ее громовое «Ой, вы, кони залетны-йя!» Могучий рык прорвался сквозь заслон его нажитого в бурях жизни скептицизма.
«У, баба! — подумал он с уважением. — Во дает! Вот это градусы!»
— Старается! — появилась из-за цветов улыбающаяся физиономия редактора газеты и подмигнула в сторону зверя, рычащего с эстрады. — Для тебя. Наповал убить желает.
Компания американцев за соседним столом энергично зааплодировала. Несколько мужчин поднялись с мест и нетвердыми шагами отправились к артистке, поздравлять. Артистка, хулигански выпятив в зал круп, прикрытый цвета черри юбочкой в складках, вильнула задом несколько раз и ловко уселась верхом на подставившего ей плечи саксофониста. Саксофонист, тяжело поднявшись с колен, пробежал с нею по кругу эстрады под вой и хохот зала, и наездница соскочила с жеребца, взмахнув нейлоновыми ногами. «Уф!» — свалилась она на стул рядом с писателем.
— Здорово! — похвалил писатель. — Мощно! Какой темперамент! Спасибо!
Он налил в чистую рюмку водки и протянул артистке. Она еле заметно поморщилась, но взяла.
— Наташа любит коньяк «Хеннеси», — ухмыльнулся редактор.
Значение этой ухмылки и коньяка «Хеннеси» в жизни Наташки писателю пришлось узнать лишь много позже. Тогда к ним вдруг подошел официант с бутылкой шампанского.
— Наташа, это вам прислали от». — официант хмуро повел головой, показывая от какого стола.
Взглянув на улыбающиеся физиономии четверых мужчин за указанным столом, певица помрачнела и, как показалось писателю, смутилась.
— Отнеси обратно, — сказала она официанту. Однако официант не уходил, продолжая стоять с бутылкой в руке.
— Примем, Наталья? — вмешался четвертый участник сцены, черноусый, бывший кинорежиссер. — Чего там. И товарищ писатель не возражает, правда ведь?
— Не возражаю, — подтвердил писатель, которому церемония была малопонятна. Может быть, шампанское прислал любовник Наташки; судя по проявившемуся только что на сцене темпераменту, их у нее должно было быть немало. Воспитанный самим собой в вольном стиле писатель не видел ничего предосудительного в том, чтобы выпить бокал шампанского, посланный любовником или поклонником певицы.
— Открывай! — приказала певица и заулыбалась…
Они уже допивали бутылку, когда от стола, приславшего им шампанское, отделился человек и подошел к певице.
— Что же ты, Наташа, не здороваешься даже? — Человек был облачен в серый, в полоску, костюм, воротник голубой рубашки был выпущен поверх воротника пиджака. Небольшого роста, но квадратное существо это было немедленно определено писателем, как представитель местного полупреступного торгового мира. Может быть, владелец магазина колбасных изделий или владелец парикмахерской или бензоколонки. Евреи из советской провинции, грубые, как советская провинция, люди эти быстро сориентировались на влажной лос-анджелесской почве и жили здесь по таким же полублатным законам, по каким жили в своей Одессе или Жмеринке. В ресторане «Москва» у них был клуб.
— Ну, здравствуй… — Певица нехотя подняла глаза на колбасного джентльмена.
Физиономисту писателю стало ясно, что она стесняется его животной грубости, его свисающего на ремень брюк живота. Тяжелым животом он должно быть ударял ее при совокуплении Шлеп! Шлеп! Писатель улыбнулся своим физиологическим мыслям.
— Не хочешь признавать? — хрипло сказал колбасный. — Все забыла…
— Ладно, — сказала она. — Видишь, я с компанией. Им это неинтересно.
— Я вижу, — укоризненно снизил он голос. — Между прочим, шампанское я вам прислал.
— Спасибо. Забери свое шампанское… — Она протянула ему бокал, который держала в руке. Он отстранил Руку и, зло повернувшись, протопал к своему столу.
— Кто это? — спросил писатель.
— Да так… Никто.
Она вздохнула, и лицо ее изобразило еще большее стеснение. Может быть, она в этот момент представила себе, как колбасный джентльмен подбивает ее белым волосатым мешком живота?
— Пойдемте отсюда, а? У вас какие планы?
Планов у них не было. Писатель был гость Лос-Анджелеса, и его следовало развлекать. Редактор и экс-кинорежиссер посмотрели на него, ища ответа.
— Выпьем еще, — предложил писатель.
— Пойдемте ко мне. Посмотрим «Найт портер» и выпьем. Я живу рядом. — Экс-кинорежиссер, веселый и наглый, жил один. У него была коллекция видеокассет и большой запас алкоголя.
Они встали. На протяжении двух десятков метров, отделяющих их стол от выхода, к певице приблизились еще несколько мужчин такого же типа, что и колбасный, и успели предъявить ей какие-то требования, каковые она уже не смущенно, но твердо и грубо отклонила. Они вышли на Голливуд-бульвар и двинулись, она впереди, возвышаясь над сопровождающими ее мужчинами.
— Вы у них тут популярная личность, — съязвил писатель, когда они оказались рядом.
— Я пела в «Москве» больше двух лет, что вы хотите. Каждый мудак хочет показать, что он со мной знаком, — оправдалась она.
— Факинг бич! Оставь этих мужчин в покое! — крикнула им из-под фонаря черная проститутка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92