Назавтра «Правда» истолкует джокондовский оскал Цезаря, как его желание развить минометно-ракетные войска.
«Помнится, Вы хотели разрушить государство, Владимир Ильич?»
«Их государство, Иосиф… То, в котором твой отец был сапожник, а мой брат был повешен. Их государство хотел я разрушить. Наше государство, твое и мое, я желал вырастить могучим и мускулистым. И ты выполнил мое желание…»
«Я послужил тебе верным наследником, Ильич! Ни один из толпы апостолов не справился бы с задачей. Троцкий был позер. Конечно, блестящий оратор, но искусство управления не тождественно ораторскому искусству… Посмотри, как он дал мне себя обыграть. Будучи Главнокомандующим Красной Армии, он позволил мне, какому-то всего лишь секретарю Партии, пусть я и назвал себя Генеральным секретарем, отстранить себя от должности… Уехал в Алма-Ату покорный и послушный, как ребенок, которому крикнули: «Выйди из класса!» А Бухарин, наш теоретик! Он не был практик. Искусство управления, искусство пасти человеческое стадо, лучше всего дается тем, кто пас стада овец на склонах Кавказских или других гор, разве нет, Ильич?» Так они разговаривали на Мавзолее во время пурги. Посмеивался Ильич, беседуя с Иосифом. Посмеивался. Улыбался спокойной улыбкой удовлетворенного Владимира Ильича. Успешно угнездившееся на месте старого государства буйно цвело могучее Древо Союза Социалистических Республик. Голова государства касалась Берлина, а корни купались в японских водах. Такое, наверное, снилось когда-то Чингисхану. В сущности, свершилось чудо, Ильич знал это. У Союза в январе 1924 года был только один шанс — кавказец. Блестящий оратор Троцкий, блестящий теоретик Бухарин, блестящий функционер партии Каменев, все они были звездами, увлекающими толпу, способными трудиться в партии, но Иосиф, единственный, обладал даром управления. Интеллектуалы, вдохновенные ораторы и блестящие теоретики загубили бы Древо в несколько лет. Сын сапожника, семинарист, спустившийся с раскаленных гор, говорил по-русски плохо и с акцентом, теоретиком марксизма не был, но унаследовал в крови свирепое искусство управления человеками…
«Товарищ моряк торгового флота, вы что, уснули?» Молоденький милиционер с тонкой шеей, в слишком большой фуражке, насмешливо смотрел на Индиану. За милиционером рабочие в рукавицах сгружали из кузова автомобиля железные решетки оцепления. «Посторонитесь, вы мешаете людям работать!» Индиана посторонился, не желая мешать людям с их решетками. Купили они свои милицейские кордоны во Франции или изготовили сами? Когда он опять поглядел на Мавзолей, СТАЛИНА там не было.
Индиана Иваныч, среднего возраста человек, прогуливался по городу Москве перед тем как вылететь в город Париж. Забрел он, разумеется, и на Красную площадь. «Интеллектуалы, вдохновенные ораторы, теоретики…» — как там, Ильич? — «загубили бы Древо в несколько лет…» «ВОТ И ГУБЯТ…» — сказал себе Индиана и заторопился прочь с площади? В «Украину» должны были прийти Владислав и Саша Смирнов, первый — чтобы забрать шубу и попрощаться, второй — чтобы попрощаться.

Эпилог

В самолете «Аэр Франс» одичавшие от пребывания в Союзе английские и французские бизнесмены напились, пели песня, вели себя шумно и задиристо. Даже грубо приставали к женщинам. Индиана, в сталинской шерстяной гимнастерке (подарок Батмана, галифе находилось в сумке), угрюмо пил весь полет, ни с кем не заговаривая. Покончив с бесплатными напитками, перешел на платные. Итальянка, занимавшая соседнее кресло, почувствовав себя неуютно, сменила место. Шерстяной стоячий воротник сталинской гимнастерки натирал горло, Индиана расстегивал воротник и застегивал. Пальцы, он понюхал их, пахли металлом пуговиц. Мысли его занимали его женщина и его Родина. Обе они порой сливались в один образ…
Женщина… Страх и мазохизм толкнули ее в чужие руки. Животный страх ее пятого дня, когда, дозвонившись ему оттуда в Париж, она кричала в трубку: «Здесь так страшно, если бы ты знал!», этот страх позднее, может быть, уже назавтра выразился в том, что она нашла себе покровителя. Приходилось признать, что у нее свежий, высокого качества инстинкт самосохранения: она присвоила себе то, чего больше всего испугалась на бывшей Родине. Этих людей. Шакалов. Мимо другой их стаи он ходил ежедневно в «Украине», мечтая о пулемете. Нет, не нимфомания, но СТРАХ есть основной двигатель ее поведения. От страха она подличала и раздвигала ноги. Чтоб, заполнив себя членом, чувствовать себя в полной безопасности.
Родина… Суровые отцы-чекисты состарились, сгорели от водки и подагры, ссохлись их сапоги, ремни и портупеи, и целый народ, никем не пасомый, мечется, одичавший, по снежным улицам и полям. КТО МЫ?! ЧТО МЫ?! ГДЕ НАШ ОТЕЦ?! — кричит каждый глаз. Мы не понимаем себя, не понимаем мира… Им СТРАШНО всем. Родина мечется полоумная и от страха подличает, отдается псевдоотцам…
Колеса самолета коснулись плит аэропорта Шарль де Голль. Наглый рыжий англичанин, до сих пор дирижировавший хором пьяных бизнесменов, схватив картонный ящик, стал бесцеремонно проталкиваться по проходу. Задел ящиком колено Индианы. Индиана поднял на англичанина такие ненавидящие глаза, что отрезвевший мгновенно житель Альбиона рассыпался в извинениях.
Она прилетела ОТТУДА через пару недель. Еще более худая, еще более почерневшая и испуганная. Они стали жить дальше, обойдясь даже без объяснений. Каждому из них нужен был близкий человек. Вначале мало разговаривали, больше молчали, постепенно стали разговаривать.
Как-то (они с полчаса уже лежали в постели), слыша, что он не спит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95