Следовательно, резонно предположить, что у нее ослабла память и развилась мания. Она два года не разговаривает со своей бывшей подругой, которая, по ее словам, украла у нее «тройничок» (т. е. переходник с тремя выходами). Подруга — пожилая женщина по имени Татьяна, охая, клялась мне, что «тройничка» не брала, что мать моя не помнит давно уже, что куда кладет. Помимо «тройничка», у матери якобы украли «удлинитель». Еще она время от времени говорит мне, что после похорон отца у нее украли мужские и женские перчатки. Причем винит в этом двух людей, которых я ей присылал. При всем при этом она, по обычаю, раздала множество вещей, оставшихся от отца после его смерти. Мать моя прискорбно стара. Последней ее выходкой было обвинение моей тогда беременной жены, я посылал ее к матери проведать и познакомиться, в том, что моя жена «взяла» у нее очки. Это уже было слишком даже для меня, и я поругался с матерью. Потом помирился, конечно.
Прискорбно вот что. Что в конце жизни у матери на уме и на языке не близкая встреча с Небытием, но вот эти жалкие «тройнички», «удлинители», «очки». Я окончательно счастливо удалился из своей банальной семьи в возрасте 21 года и всю жизнь прожил не с родителями. В каком-то позднем интервью мать с холодным сожалением, или констатируя холодно факт, сказала: «Он другой, не такой, как мы. Он всегда был другим». Отсюда я вынужден перескочить к понятию непорочного зачатия, к Деве Марии, понесшей ребенка не от мужа Иосифа, но от Духа Святого. Нет, нет, я не собираюсь тягаться с легендой о Христе или даже встать рядом. Я лишь хочу сказать, что отдельные человеческие дети рождены от «земных» родителей, но таковыми не являются. Разумеется, я плохой сын, но я думающий, страдающий, испытующий новый опыт Важный Воин человечества, принесший и приносящий уникальную контрибуцию в сокровищницу знаний человечества. И тем самым добавляющий знания, необходимые для развития вида человека. Но я, да, плохой сын, который не сидит у постели немощной матери. Хороший сын — это животастый старый мужик в майке, спешащий от троллейбуса с авоськой, где спрятана теплая кастрюлька с котлетами для мамочки. А я прожил вдали от матери и отца (справедливости ради следует заметить, что я особенно не был им нужен до той поры, пока они не одряхлели), в шумных столицах большую часть жизни, явился на неделю в возрасте 46 лет, потом еще раз в возрасте 51 года, а далее уже и желал бы приехать в хрущобу на черт знает какой задрипанной улице Харькова, да украинской властью въезд мне в Украину был запрещен. Выйдя из тюрьмы в возрасте 60 лет, я попытался приехать, но был задержан на границе. Совсем недавно, в возрасте 64 лет, я побывал у матери (запрет на въезд в Украину сняли), имел несчастье поднимать ее, упавшую, с полу и лицезреть ее немощь. Не надо думать, что я не люблю мою мать, я люблю ее слабой любовью все еще чуть-чуть человека. Но я настолько другой, что я недоумеваю: почему я ее сын? Она ведь чужой мне человек, если честно.
Я — другой. Непорочное зачатие? От Духа? Святого? Святого или нет, но от иного Духа. Я это к тому, что между индивидуумами рода человеческого подчас бездны. Мне безразличны вещи, я не замечаю «тройничков», а вот Создатели, Космос, устройство человеческого мира — все это у меня ежедневная окружающая жизнь. Все эти «мелочи» я упоминаю, чтобы перескочить к Главному. К тому, что в человечестве ясно различимы группы различных по характеру и способностям существ. Настолько различных, что всех их можно назвать человеками, сынами человеческими лишь по двум признакам: отсутствие бессмертия и человекообразная форма плоти.
Буквально несколько дней тому назад я получил очередное подтверждение того, что я чужой своим близким. Очередное жестокое разочарование в человеке постигло меня. Моя жена, мать моего ребенка, потребовала от меня, чтобы я оставил политику, народ, страну, моих единомышленников в тюрьмах и лагерях и отправился с нею «отдыхать» за границу. «На зиму, — сказала она, — здесь холодно. Сын будет купаться в океане. Я хочу показать моей семье ту жизнь». Я с возмущением ответил, что для меня ее требование оскорбительно и неприемлемо. Что я не могу бросить своих людей, поверивших в меня, я — командир. Она сказала, что хочет, чтоб ее семья: двое детей и мать, были счастливы. Я ответил, что в таком случае ей придется быть счастливой без меня. Она сообщила, что сняла «там», куда хочет отправиться, «домик». Она сказала, что теперь, когда у меня есть сын, он — сын — должен быть главным. Его интересы. Все должно быть сделано для него. Подчинено ему.
Я вызвал охрану, чтобы поехать среди ночи к себе, туда, где у меня есть стол и книги. Когда я закрывал дверь, мой сын равнодушно скользнул по мне бессмысленным взглядом. Я сел в машину и думал, глядя в ночь, о том, что еще раз оказался чужим среди только что приобретенных «своих». Что мои мысли, мой способ жизни, моя война вызывают раздражение и отпор у той, которая была мною самим избрана за редкую красоту плоти. Она в конце концов не выдержала и потребовала от меня стать как все, стать в строй бесчисленных индивидуумов, целых поколений отцов, удобряющих своими жизнями своих детей, а дети будут удобрять своими жизнями их детей, и так без конца. Ведь хрипит мне моя мать по телефону: «Ты плохой сын…» Да, я плохой сын и, видимо, плохой отец, потому что я иной.
Всегда ли я был иным? Родился ли я иным или же стал им?
Я отлично помню далекое сентябрьское утро 1954 года. Я шел в школу, как всегда заворачивая за угол дома, где жил, проходил через недавно высаженный жильцами нашего дома юный сад и поворачивал направо, чтобы идти по банальной Поперечной улице в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63