Потому кто-то и ушёл, не дождавшись подвигов. Поторопился.
У Москвы множество спальных районов. Скучные, тошнотворные, грязные, пыльные и заледенелые, в ежедневном ритме трясущихся постелей, алкогольного пота, спариваний после вечеринок эти клоповники поставляют России детей. Оторвавшись от мамкиной сиськи дети бегут в песочницы где им дают лопаткой по черепу, дети визжат, знакомятся со свинцовыми мерзостями жизни и обнаруживая себя в России, на планете Земля, в ужасе ревут. Это наши - НБП дети. К 13 годам они прочли все доступные книжки поняв, что не разобрались с реальностью, начинают читать недоступные книжки. А недоступные книжки - это легенды о Великих партиях 20 века. Вечный соблазн фашизма и гитлеризма состоит в том, что это запрещённые романтические силы. Молодой человек, у которого ничего в жизни нет, кроме брюк, ботинок и десятка книжек всегда солидаризируется с запрещёнными силами. Прочитав всё о Великих Партиях 20 века этот пацан, всё тот же, что получил или дал лопаткой по черепу в песочнице, вдруг натыкается на наше издание. Удивительная, уму непостижимая "Лимонка" ждёт его в руках приятеля. "А это что за такая...? "Лимонка". Ну как, не знаешь... НБП..." Не нужно думать что наша газета экстравагантна.
Великие партии 20 века тоже были изрядно лунатическими и офонарительными. Не следует думать, что только серьёзное и военное начало преобладало у фашистов, большевиков, нацистов, было и начало поэтическое, романтическое. Лунатики футуристы (говорят на 1-ом съезде фашистской партии их было 50 из 70 делегатов!) воспевали пулемётные залпы как гроздья гвоздик! Есть отличная фотография, - где провинциальные фашисты ждут приезда Муссолини. Боже, как они выглядят смешно! Кто-то опоясал, тореадор талию (рубашка чёрная, брюки со стрелками) многими метрами шёлкового кушака. У одного гетры на кнопках. Ещё один с палкой без ручки, набалдашник из резной слоновой кости. Этот в феске! У Великих партий в первой половине 20 века были те же составляющие, что и у нас: героизм, футуризм, эстетизм.
Итак, создан национал-большевистский тип. Точнее он был, но мы извлекли его из гущи народной. Вначале это был хрупкий бледный пацан в чёрном. Полуфабрикат. Начитанный студент. На протяжении шести с лишним лет существования НБП тип нацбола креп, твердел и ужесточался. О первых "учениках" Карагодине, Уувашеве, Рабко, уже было сказано немало. Они же были и первые нацболы. Но это ещё не был тип. В 1996 году идеальными нацболами, примером для других служили такие парни как Макс Сурков или Алексей Цветков. Сурков был деловым отличным бункерфюрером, его слушались. Он пользовался уважением за определённую строгость поведения, за то что вложил множество сил в ремонт помещения бункера. Он сделал нам зал, соединив две дряхлые комнаты, выбелил его, прибил плинтус, повесил лампочки. Он собственноручно сколотил лавки, на них сидят уже несколько поколений нацболов. Он мог легко написать рецензию на диск или книгу. В 1997 он поехал со мною в Азиатский поход НБП. Возможно он развивался бы и дальше, но его на лету подрезал Дугин, оторвав от партии и столкнул в мелкобуржуазную тусовку.
Цветков - был талантливый журналист, способный писать одинаково упоённо о чём угодно. Я назначил его ответственным секретарём "Лимонки", он писал в газете сразу под пятью псевдонимами (Павел Власов, Партизан Ян Гейл и прочие). Был артистичен, легко сочинял лозунги и статьи, был подключён к современному искусству. Окончил литературный институт. Я собирался сделать его редактором "Лимонки". Но время диктовало свои требования к типажу нацбола. В 1997 и 1998 годах уже мало было сколачивать скамейки и бойко писать в газете, чтобы считаться достойным подражания нацболом. В 1997 году идеальным нацболом партии стал порывистый, хулиганистый Андрей Гребнев. Председатель питерских штурмовиков обладал харизматическим влиянием уличного лидера. Его пацаны его любили. Он был способен в течении нескольких часов организовать пикет или налёт на объект. Поэт, атаман, он наслаждался ролью возмутителя спокойствия в городе интеллектуалов. "Штурмовики" его конечно были достойным ответом на образ благородного города белых ночей, музыкантов, родины поэта-академика Бродского. Популярность Гребнева в 1997 и 1998 годах была сродни популярности рок-идола. Сознаюсь, что Андрей Гребнев нравился мне всецело, напоминал меня самого в моей рабочей молодости и я его долгое время втайне предпочитал.
В 1998 году мы приветствовали лидера латвийских нацболов Костю маузера. Высокий, тонкий, фотогеничный он мог быть американским киноактёром, а стал национал-большевиком. Остроумный, экзотичный, работал в опасном чужом государстве.
В 1999 году тип идеального национал-большевика резко сменился. Им стал Дима Бахур, ставший мгновенно известный в стране проходя по делу Михалкова: скандал, четыре месяца в Бутырке, туберкулёз. К осени того же года идеальными нацболами стали 15 севастопольцев. Когда они вышли из тюрьмы в январе 2000 года каждый зелёный пацан в партии мечтал стать таким же крутым как они.
В 2001 году безусловными героями стали ребята проходившие по рижскому делу: Соловей, Журкин, Гафаров. Их участь уже ближе к участи Желябова или Софьи Перовской или Бакунина. Это уже высокая трагедия.
Соловья мы встретили в августе 1998 года, во время похода на Москву. Он сразу пристал к нам, идентифицировал себя как национал-большевик, только в своей Самаре он не знал этого. Поэт, он поехал в Самару и создал партийную организацию. В 1999, прослышав, что собирается экспедиция в Севастополь, приехал в белом пиджаке в Москву, просил позволить ему отправиться в Севастополь на подвиг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86