Срока у Соловья и Журкина огромные, по 15 лет (у 17-летнего Гафарова-пять), потому отказ от перевода в Россию, где почти наверняка их или освободят, или заменят заключение условным наказанием-акт большого мужества. Эти наши ребята уже профессиональные революционеры.
Из тех людей, кто основал партию, держится НБП только Летов. Хотя он ссорился с нами, отходил в 1996 году, но, те, кто основал с Лениным Российскую Социал-Демократическую партию, также не остались навеки, не говоря уж о тех, кто в 1895 году основал "Союз за освобождение рабочего класса". Где они, как их звали? Партия-это коллективный труд тяжесть партии несут на своих плечах попеременно, сменяясь. НБП вначале нёс я, и мне помогали Дугин, Рабко, Летов-все мы тащили партию. Но из небытья приходят другие-подошли Соловей, Журкин, Сергей Аксёнов-он сидит в этом же каменном мешке что и я. И я с ними нёс партию, с Ниной Силиной, маленькая она кроет следователей матом, иногда я слышу её смех на прогулке. "Принцесса прыгает",-оборонил загадочно солдат.
Отцы-основатели? Хорошо что они были. Хорошо что выпестовали дитя, шептали ему интеллектуальные завывания,-колыбельной служила легенда о людях длинной воли. Дитя чуть подросло,-ему рассказывали отличные сказки о бароне Унгерне, о Че Геваре, о Гитлере, кормившем мышей в казарме, отличные сказки о похищении Альдо Моро, о подвигах Ленина и Муссолини.
Дитя бегало по бункеру, свободное и безумное. Его называли Национал-Большевистская Партия. Однажды интеллектуал и эрудит Саша Дугин взглянул на Дитя и увидел Монстра. Монстр испугал отца-основателя, хотя у ребёнка был лоб господина-Дугина. И что-то ещё от него-может быть уши...
Где-то уже в начале 1996-го бункер принял его настоящий вид-белые стены, чёрные рамы окон, чёрные плинтусы и полы. Полы изначально были окрашены в чёрный цвет. После многих кованых башмаков и мойки полов-полы стали серые. Лучшим бункерфюрером и навсегда недосягаемой вершиной был Максим Сурков. Но в 98-ом когда Суркова сманил Дугин, наш бункер потерял свой блеск.
В бункере были проведены несколько выставок экстремального искусства, среди них знаменитая "Экстремизм и эротика", где Миша Рошняк упаковывал меня и Елену Бурову как египетскую пару супругов-фараонов в бинты и поджигал всё это под экстремальную музыку: ударял в железные листы композитор Тягин и пели лучшие underground artitsts. Все эти сборища, надо отдать ему должное, организовывал Дугин. Меня больше интересовала революционная работа с людьми.
Саша никогда не дал ни единого рубля на газету "Лимонка" и никогда не помог с её распространением. Я доставал деньги сам, выпутывался сам. Обиды у меня на него не было. Предполагалось что он выпускает журнал "Элементы" и даёт статьи в "Лимонку" и это и есть его контрибуция. Но если учесть что в "Лимонке" он получил возможность регулярно каждые две недели высказываться на любые темы, т.е. получил трибуну, то его партнёрство со мной было очень выгодным ему. А когда, сломив моё сопротивление, Дугин наладил ещё и продажу своих (а потом и чужих, якобы рекомендованных им) изданий, то его дружба со мной стала ещё и прямо доходным предприятием. Это было уже время издания "Основ Геополитики". Дежурному вменялось в обязанности ещё и продавать Дугинские книги, объявления о продаже его книг давались в каждом номере газеты. Ребята получали определённые проценты с продажи книг, но я заметил, что они стали слишком заинтересованно относиться к продаже. И мне это не понравилось. Считал что торгующим нет места в храме. У меня самого были далеко не блестящие дела в ту пору, мои книги печатали мало и неохотно. Но мне и в голову не приходило как-то приспособить бункер для торговых целей. Я считал, что штаб Центральной организации партии негоже использовать в торговле. Я понимал, что ни одно издательство Дугина печатать не станет, что он обречён издавать себя сам и продавать себя сам.
В конце-концов эта торговля его в храме привела к конфликту, не между мною и Дугиным, а между частью нацболов и Дугиным. Но об этом-ещё не скоро. Пока мы мирно развивались. Сидел в бункере дежурный. Лежали на столах номера "Лимонки". Каждую вторую среду я сам ездил за газетой. Вначале за первыми десятью номерами в Тверь, потом когда хозяин повысил цену сразу втрое, не предупредив нас, мы перебрались на улицу шпиона Зорге в "Картолитографию", и печатали там газету, если не ошибаюсь до 37-го номера. (Или 33-го? Подшивки под рукой нет-здесь тюрьма, руку за подшивкой не протянешь.) Именно эти номера с 10-го до 37 или 33-го-шедевр радикальной политики и полиграфии. Бумага шла на них негазетная, толще-зеленоватая, фактурная с волокнами,-или белая, почти глянцевая. На такой бумаге отлично смотрелись работы Лебедева-Фронтова. Машину возить газету нам безотказно давал Валентин Викторович Погожев (умерший в 2000 году, он у меня запечатлён в "Книге Мёртвых" вместе с Костей Локотковым в главе "Они будут нас ждать под сводами Национал-Большевистской Валгаллы") зав. автоколонной МТТ. Он любил нас.
В бункере ребята царили сами. Лишь иногда я вмешивался и наводил порядок, подправлял традиции. Так во время периода строительства возник обычай совместного обеда, во время которого я разрешал немного выпить. Обычай этот плавно перетёк в совместные застолья по случаю больших праздников. Долго этот обычай не продержался в нашей среде, я его вскоре прекратил, так как однажды мне пришлось отколов от бутылки дно с "розочкой" выставлять юных придурков, и не очень юного психа-фотографа Диму Невелёва.
Постепенно сложились и традиции лекций. Их читали как приходящие со стороны, так и свои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86