Тебя должны бояться…» Запоздалый велосипедист, возможно поверив в мои заклинания, испуганно отвильнул от обочины, и пристроившись к нескольким такси, пересекающим парк с Иста на Вэст, нажал на педали. Возможно меня и впрямь следовало серьезно опасаться, такого, каким я был в 1977 году. А был я в кризисе, мне нечего было терять, и я еще ничего не нашел… Обнаглев, я стал пересекать Парк всякий раз, когда случай вея меня ночью с Аппэр Ист-сайда или на Аппэр Ист-Сайд. Всякий раз я испытывал определенный страх, но этот двадцати или двадцатипятиминутный «тсрилл» сделался необходим мне…
Вспоминая свои прошлые подвиги, улыбаясь своей безрассудности, я вышел к парку в районе Семидесятой стрит. Brown-bag в руке, белые джинсы, сапоги, светлый пиджак. Не озираясь, не выбирая момента, я прошел к скамье, ступил на сидение, затем на ребро спинки. скамьи и с нее – на ограду Централ-Парка. И решительно прыгнул вниз. Относительно невысокая со стороны улицы ограда, однако, удлинялась на пару метров внутри парка. Земля оказалась дальше, чем я ожидал. На мое счастье, слой травы, на которую я приземлился, оказался упитанным как живот среднего американца.
Однако там, было хорошо. Луна. Острые, несмотря на перекрывающий все запах городской пыли с бензином, запахи начавших чуть подгнивать растений. Бал-маскарад деревьев, тень каждого глубока и непроницаема. Шурша травой, я зашагал…
Далеко, однако, я углубляться не стал. Остался на знакомой территории. Со стороны 72-й стрит (там на углу Централ-Парк Вэст возвышается крепость апартмент-билдинг «Дакота», в ней жил Джон Леннон и у стен «Дакоты» его и шлепнули.) звучали барабаны. У ярко освещенного входа в парк со стороны 72-й в мое время сидели местные собаковладельцы и местные атлеты, перебрасываясь шутками и переругиваясь. Мы, люди из «Эмбасси», тоже посещали этот пятак. Именно наши люди приходили с барабанами и устраивали африканскую музыкальную ночь. Кто стучит сейчас? Переселенные куда-нибудь на 150-е улицы, бывшие «наши» приезжают с барабанами на пятак? Иметь аккомпанементом ночного суппэра родные мне звуки родных тамтамов показалось мне необходимым. – Может быть ты боишься, Эдвард? – спросил я себя, войдя под необыкновенно развесистую сосну. – Ты перешел в высший социальный класс и боишься развлечений прежнего социального класса, жмешься поближе к выходу?..
Ствол сосны находился на склоне небольшого холма, а часть кроны ее, могучие ветки, отдельное как бы дерево, склонилась вниз, и стлалась по земле, защищая меня с фронта от…предположим досужих взглядов. Вдохнув сосновость, я опустил brown-bag в траву. Желая глубже ощутить сосновость я сорвал, уколовшись ветку и растеряв несколько иголок, понюхал их. О, как хорошо! Я почувствовал себя дачником на отдыхе и расхохотался.
С первым глотком портвейна мне сделалось еще лучше…
Я запутался с открыванием банки. С ненужной силой потянул за кольцо, в результате только часть металлической кожи снялась с нее, лишь небольшая щель открывала доступ к содержимому. Пришлось, очистив от иголок ветку, выковыривать свинину липкими кусками. Свинина оказалась сладкой. Никогда не будучи гурманом, я всегда ел с аппетитом…
Устав от работы выковыривания свинины, расщепления булок и жевания, я отложил банку на brown-bag, отхлебнул целую очередь глотков портвейна и откинулся к стволу. Помыкивали вдалеке стада автомобилей, смягченные расстоянием менее раздражающе звучали полицейские сирены, деревенский мир и покой царили в коллективе разлохмаченных растений. Сквозь хвою сосны на мой brown-bag, на изуродованную консервную банку и булочки падали капли лунного света. Если ветер смещал крону, то капли брызгали чуть в сторону, на траву…
Естественно меня посетили воспоминания. Они всегда являются, если я располагаюсь удобно, и узурпируют настоящее. Воспоминания опустились на меня, как розовые облака, но невидимые, как радиация. Я прошелся мысленно к барабанам, а от них по Централ-Парк Вэст на 71-ю стрит. Там я работал с пожилым Леней Косогором несколько дней, устанавливая рентгеновский аппарат доктору… фамилию доктора сжевало время. Установив, мы стали обивать толстым свинцом стены рентгеновской камеры… Зачем мне это воспоминание?.. оказалось, что память, увлекшись металлами искала свинцовые листы. Явились сквозь годы тяжелые свинцовые листы, их структура, царапины на них… Деревянный широкий круглый молоток опускался равномерно на черный лист, разминая его по поверхности стены… Следующим память облюбовала Леню Косогора. Сутулый и высокий Косогор, застегивает московское ватное пальто, мы идем по 71-й в направлении Бродвея, – в Макдональд… Внутренности Макдональда на Бродвее: Косогор, раздевшись до рубашки ест, хватая пальцами «фрэнч-фрайс», называет меня «пиздюком», любя… Косогор опекал меня, как отец и по возрасту годился мне в отцы… Где он теперь, Леня Косогор? Я вспомнил пещеру Косогора в полуподвале в Астории, его инструменты… Надо бы ему позвонить, он хороший дядька… Я отхлебнул портвейна… И укрепляя бутылку в траву, увидел, что скрытый от меня ветвями, стоит, заслоняя лунный свет, человек…
Ужас – это не высшая степень страха, – это особое состояние. Невозможно испытать ужас в кафэ на пляс Репюблик в Париже, когда в постепенно разгоревшейся ссоре противник вынимает нож и угрожает вам ножом. Нормально испытать страх. Тип с ножом может оказаться серьезным типом и в конце-концов пырнет вас таки в брюхо. Или спрячет нож. Но вокруг вас другие человеческие существа, вдруг вмешивается патрон, вы не очень верите в то, что он решится применить нож, к тому же вам может быть удастся метнуть в него бокал, ударить по ноге стулом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54