«Бессознательно, Ян, – сказал я, – как кобель поднимает лапу, чтоб отлить.» Шуточка, грубая и грязная, признаю, была в духе Злобина, он хохотал и с отвращением понюхал покрывало. По правде говоря, я не знал, кто жил в 1026 до меня, проститутка или нет, однако моя гипотеза вполне могла оказаться правдивой, в отеле жило множество черных проституток. «Работали» они вне отеля, но подрабатывали и в отеле. Не однажды я видел «наших» ребят, стучащих в дверь к Розали. Дверь приоткрывалась на длину цепочки. Бели мани просовывались, цепочка снималась и соискатель пизды получал доступ в комнату…
Возвращаясь к покрывалу из алого репса, отвечаю на безмолвный вопрос: «Почему ты сам не выстирал его в Ландромате»? Потому как находился я в антисоциальном состоянии духа. Ненависть к обществу, загнавшему меня на дно жизни была во мне столь сильна, что я принимал знаки мерзости, – вонючее покрывало в частности, – гордо, как знак отличия. Как еврей – свою желтую звезду. И если я не хотел, я им не укрывался, сбрасывал его на пол. Я был владельцем двух, болотного цвета с черными буквами «ЮэС Арми», одеял.
И стал я жить в «Эмбасси». Из прежних знакомых заходил ко мне теперь только Ян, а единственным близким другом моим стал в тот период телевизор «Адвэнчурэр». Я вспоминаю его пыльное пластиковое серое тельце, как тело друга. Трещину на лбу над экраном-лицом, резкие морщины трещин под подбородком. Он разделял со мной тяжкие алкогольные запои и ужасы одиночества. В его обществе я улыбался, кричал, плакал, танцевал (да-да…) танго, вальсы и рок-энд-роллы… Одетый, полуодетый, голый. А вы что думаете делают одинокие типы в сингл-рум окупэйшан отелях? Именно то, что делал я: пестуют свое безумие. Все пестуют его по-разному, в зависимости от интеллекта и темперамента. Выпив галлон вина в одиночестве, я произносил пылкие речи на бессвязном русско-английском деформированном языке: ругательства смешивались в них со стонами. «Адвэнчурэр» благожелательно внимал мне – мой маленький дешевый друг, приобретенный уже в побитом судьбой состоянии за двадцатку, и развлекал меня как мог. Показывал мне рожу сенатора, чтоб я мог в нее плюнуть. Демонстрировал мерзких миддллклассовых дам, чтобы я мог представить как я сдираю с них шелковые тряпки и бью их ногами по тяжелым задницам… Что вы хотите, я ненавидел общество в ту весну…
Я рассказал Яну Злобину о документальном фильме, о Муссолини на балконе, о счастливых лицах фашистов. Так же как и я, Злобин мало что знал о. Муссолини. В нашем Советском Союзе мы только и знали что дуче, как и Гитлер, «болел» манией величия, что он был сумасшедшим. И то, что итальянские дивизии хуево воевали против наших. Ну и конечно само слово «фашист» было в Союзе дико отрицательным. Ян сказал, что чувствует себя фашистом, однако Муссолини вылез из своего дерьма, а мы в дерьме и никогда из дерьма не вылезем. Что сейчас другие времена, и таким как мы с ним, со страстями не светит. Что сейчас «светит» всякой бесталанной и бесстрастной погани, тем кто в школе хорошо учился и слушал родителей. Я сказал, что пойду в «Барнс энд Ноблс» (Кэндалл уверил меня, что это лучший книжный магазин в Нью-Йорке) и куплю книгу о Муссолини. Что его рожа и мощные руки меня заинтересовали. Что он не сумасшедший. «От нас что-то скрывают, Ян, – сказал я. – И в Союзе скрывали, и здесь. Я хочу знать что.»
«Книги дороги, – заметил Ян. – Твой. Муссолини будет стоить десять, а то и пятнадцать долларов. У тебя что, есть лишние доллары? Лучше бы купил себе туфли.»
Я сказал, что знания не имеют цены. Что они необходимый инвэстмэнт. Что я очень жалею, что концентрировался в свое время на 1ании русской и мировой поэзии, более или менее неплохо знаю статую историю, но вот с новой, двадцатого века историей у меня слабо.
В «Барнс энд Ноблс» они удивились, что заросший тип, едва говорящий на их языке, ищет книгу о Муссолини. Однако парень в галстучке, с прыщами возле ушей прошел со мною в отдел «Истори» и смотрел полки.
В отделе «Истори» книг о Муссолини не оказалось. Было множество книг о Второй мировой войне, с ярчайшими фото, были отдельные книги о танках, о вообще вооружении, о военных флотах разных стран том числе итальянском, но ни единой биографии человека в черной рубашке, мощные руки, щетина как у дикого кабана. «Вы итальянец?» – спросил парень в галстучке. «Да», – согласился я. «У нас есть итальянский отдел. Может быть в нем вы найдете биографию Мусолина?»– предположил парень благожелательно. Но исказил окончание фамилии таким образом, что я понял: спрос на кулинарные книги и идиотические книжонки типа «Чего хочет женщина?» не оставляет ему времени для произнесения соответствующим образом фамилий великих исторических лиц. В итальянский отдел я не пошел, хуля же мне там было делать.
Через пару дней, упрямый, я отыскал и приобрел неподалеку от 14 Стрит, уцененное, – 99 центов, произведение некоего Б. Смиф, изданное лишь за год до этого, в Лондоне. Называлась она коротко «Дуче» и по в нем 400 страниц. Я был уверен, что книги мне хватит на несколько месяцев. Уже с полгода я изучал «Реминисценции Кубинской Гражданской войны» Че Гевары и «Философию Энди Уорхола». Прибавив к этим двум книгам «Дуче» получаем портрет чтеца. С определенными интересами человек, не правда ли? «Философия Энди Уорхола» казалось бы мало гармонировала с Че Геварой и Муссолини однако при более внимательном размышлении придется придти к выводу, что деклассированный советский парень, живущий в отеле с черными, видел в Уорхоле Сильного Чеха. Выбравшегося из эмигрантского гетто Чеха, сумевшего благодаря своему таланту и могуча энергии сделаться эдаким Дуче вначале поп-арта, а затем и всего сои ременного искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54