Чего греха таить, когда я придвинулся к окну и заглянул в него, меня всего колотило.
Комната за окном была освещена свечами и керосиновыми лампами. На моих глазах Тельма ходила по комнате и зажигала все новые свечи.
На ней был блестящий ярко-синий атласный халат, который ей был слишком короток. Время от времени, для того чтобы зажечь свечи в настенных канделябрах, ей приходилось становиться на цыпочки. И всякий раз при этом заголялась нижняя часть ее задницы. Зрелище было не из лучших. Крупные ягодицы, обгоревшие на солнце до кирпичного цвета, все в буграх и ямках, выглядели какими-то узловатыми. Вдобавок еще синяки и красноватые полосы, оставленные плетью.
Ноги тоже были покрыты следами побоев – причем их было гораздо больше, чем в последний раз, когда я ее видел.
Когда она повернулась в мою сторону, я увидел, что полы халата не совсем сходились. Она была по пояс голой. Впрочем, прореха была слишком узкой и не позволяла видеть большего. Разве только то, что она вся обгорела на солнце.
Я понял, что Тельма шла прямо на меня, поэтому быстро пригнулся.
Над моей головой негромко затарахтела поднимающаяся вверх рама и послышался тяжелый вздох. А что, если она вздумает выглянуть из окна? Не сможет, успокаивал я себя. Помешает сетка. И все же я испугался, что она меня увидит. Если бы она взглянула вниз, то, возможно, смогла бы увидеть мою макушку даже через сетку. Или услышать стук моего сердца. Но она не подала никаких сигналов тревоги. Только вздохнула еще раз. Через несколько секунд я услышал удаляющийся топот ее босых ног.
Привстав, я вновь прильнул лицом к сетке.
Похоже, Тельма вышла из комнаты, которая теперь была ярко освещена множеством маленьких огоньков. Своей свечой Тельма зажгла их около двух десятков, но они отражались и двоились в зеркале, протянувшемся на всю длину стенки – той, что находилась в глубине комнаты слева, а не той, которая была против окна, так что мое изображение, вероятно, не отражалось в нем.
К зеркальной стенке, примерно на уровне пояса, был прикреплен деревянный брус, похожий на те, которые используются в танцклассах.
Хореографические занятия объяснило бы и длинное, в полный рост, зеркало.
В углу комнаты стоял детский рояль.
Другой угол был занят аудиосистемой. Там, как мне показалось, были проигрыватель, радиоприемник, пара колонок и усилитель.
На потолке я заметил светильники.
И еще лампы со шнурами, извивающимися по полу к стенным розеткам.
Так что дом явно электрифицирован.
Должно быть, где-то есть генератор, который Уэзли и Тельма сломали. Или, может быть, они не умеют им пользоваться.
Хотя возможно, что они добровольно отказались от электричества. Может, боятся, что оно их как-то выдаст. Или просто предпочли свечи.
Большая часть пола была свободна. Полагаю, чтобы танцорам оставалось место для курбетов.
Впрочем, комната была не только танцевальным залом. Видимо, она служила также кабинетом или библиотекой. Здесь стояло несколько маленьких столиков с настольными лампами, а у стены справа – с полдюжины глубоких мягких кресел. Эта стена от пола до потолка была в книжных полках.
Неожиданно мой глаз уловил какое-то движение в зеркале.
В нем отражался дверной проем посредине стены с книгами.
Уэзли я увидел прежде, чем он успел войти.
Если я могу видеть его в зеркале, вероятно, и он может меня видеть.
Я пригнулся и затаился. Сердце безумно заколотилось.
Послышалось несколько тихих звуков: шелест босых ног, скрип половицы, шум передвигаемого кресла, чирканье спички. Затем Уэзли спросил:
– Что бы ты хотела получить, если выиграешь сегодня, дорогая?
– Ничего, – донеслось еле слышно.
– Нет, должны же у тебя быть какие-нибудь желания. – Голос Уэзли был очень веселый. – Так что же?
– Не думаю, что она сможет победить, – проронила Тельма. – Ни малейшего шанса.
– Конечно, у нее есть шанс. Шанс всегда есть.
– Да, как же! фыркнула Тельма. – Есть шанс, что меня поразит молния.
– Назови свой приз, милая.
Я подтянулся повыше, чтобы заглянуть внутрь. Девушка стояла спиной ко мне, лицом к Уэзли. Она была изящной и на несколько дюймов ниже Тельмы. Ее белокурые волосы были собраны в хвостик. На ней была белая блузка с коротким рукавом, клетчатая юбка-шотландка, основными цветами которой были зеленый и синий, ядовито-зеленые гетры. Обуви на ней не было. В зеркале, расположенном слева от нее, был виден ее профиль.
Прежде я никогда ее не видел.
На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать.
Дочь Мата? Дочь женщины из лагуны с камнями в животе?
Мне хотелось, чтобы это была Кимберли, Билли или Конни. Я шел сюда, чтобы найти их, а не какую-то незнакомку. Где же были мои женщины?
Впрочем, моя миссия не была полным провалом – по крайней мере, я нашел обоих своих врагов.
Тельма стояла справа от девушки лицом к Уэзли.
Последний сидел, развалившись в кресле, и ухмылялся девушке. На груди у него красовалась квадратная белая повязка. Она прикрывала только одну сторону, тогда как с другой выпячивалась голая сиська, и это напомнило мне повязку на глазу пирата.
Из-за того, что Уэзли сидел глубоко в кресле, закинув ногу на ногу, он выглядел голым. Но я успел разглядеть его в зеркале, когда он только входил в комнату из коридора. На нем был ремень, два зачехленных ножа и какие-то синие шорты типа бикини – трусы или купальные плавки, тут я не был уверен. Но он сидел так, что ничего этого я не видел.
Если бы не повязка, можно было бы принять Уэзли за огромный клочок голой волосатой кожи. (Волосы росли у него даже сверху на плечах.) Кожа была темной от загара.
Кроме раны на груди, других следов повреждений на нем не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123