Сначала обмахнулись пару раз веером из ресниц, словно настраиваясь на нужный лад, а после залучились улыбчивым сиянием. Жаль, конечно, но что поделаешь, шлюха — она и есть шлюха. Характер да гонор прячет про запас. Для нас же, кобелей, играет положенную роль… Впрочем, мне-то что? Лишь бы любила, когда скажут, а Фимочка с этим справлялась неплохо.
Я погладил ее халатик, словно клаксон придавил мягкую грудку.
— Чего хочешь, Фимочка, поделись? Самое заветное твое желание?
Она улыбнулась, показав ровные зубки, и мне захотелось скользнуть по ним пальцем — попробовать на остроту и гладкость. Черт его знает, почему у шлюх такие хорошие зубы. У всех моих парней — фикса на фиксе, а то и вовсе голимые дыры. Чернее космических. А у этих лахудр все на месте! И беленькое, без червоточин. Почему, спрашивается? Или специально так природа устраивает, чтобы завлекать нашего брата?
— Я прямо не знаю…
— Прямо не знаешь, а криво? Ты только скажи. Может, замуж надо или квартиру с «Москвичом»? Я сделаю. Ты, главное, такое скажи, чтоб действительно хотелось, лады?
И снова реснички неуверенно моргнули. То ли не понимала девица чего-то, то ли боялась, что разыгрываю. А я и сам не знал толком, разыгрываю или нет. То есть, если бы она заявила, что хочет выучиться на маникенщицу или пожелала бы богатого фраерка, я бы, пожалуй, поверил, а, поверив, и помог. Может, и конурку подыскал, если б хорошо попросила. Полати да родной потолок — дело святое. А вот побрякушки — те, что на шею да на уши, как на елку какую, — это я бы не запомнил. Пообещал бы, конечно, но после спустил бы в клозет и за веревочку дернул. Потому как рыжье — оно для дешевок, для тех кто себя не любит. Птичек кольцевать, лисиц каких-нибудь — это ладно, но людей?… Как вообще можно любить металл на теле? Слава богу, не рыцарские времена, и та же блатная цепура — не доспех и не кольчуга. Просто хомут, подвешенный на шею. То есть, с биксами — оно понятно, с рядовым неученым братком — тоже, но когда паша-пахан одевает под смокинг цепь толщиной в кулак, это уже смешно. И Занозу в кабаке я тем, помнится, и достал. Посоветовал хоботу прицепить заодно к шее и колокольчик. Вроде как корове. Ох, он и взвился. С вилкой, чудила, на меня кинулся. Ганс ему тогда стул под ноги швырнул, а я колено подставил. Вот он и познакомился с коленной чашечкой Ящера, лобызнулся до легкого сотряса. Плюс парочку зубов на ковре обронил. Хотя могло быть и хуже. Для него, разумеется.
— Ну же, Фимочка! Что молчим? Неужели думаем?
Она робко качнула головой.
— Да нет. Просто… Все равно ведь зря. Ничего не получится.
Умная девочка! Сообразила!
— Почему же не получится? Думаешь, лапшу на ушки твои прекрасные вешаю?
Она дернула правой бровью, повела левой, губы тоже забавно трансформировались, вспухли слегка и опали. Девонька моя думала и соображала, боялась ляпнуть лишнее. Поднакопила, бедняжка, опыта, общаясь с нашим ядовитым братом. А с Ящером народ и вовсе старается держаться поделикатнее! Такая уж я натура. С хвостом, с рогами и пластинами на спине — короче, дракон из страшных сказок! Разумеется, огнедышащий.
— Босс! — позвал Ганс. — Тут козырь один на связи. Про Мороза спрашивает. Чего сказать-то?
Я изобразил ладошкой, что следует сказать, и Ганс загудел в трубку, посылая абонента чуть подальше северного полюса. Ганс, конечно, не секретарь, и подобные фразы звучат у него порой грубовато.
— А хочешь, Фима, поедем куда-нибудь? На Бали или на Гавайи? Любишь песок с виндсерфингом? Там все это есть. Я бы сказал, в изобилии. А пожелаешь, можем на скуттерах покататься, на парапланах полетать, с баллонами под воду сползать.
Фимочка смущенно потупилась. Ага! Это уже ближе. Молодость любопытна, и хочется, ой, как хочется повидать какой-нибудь постылый Нью-Йорк или перенаселенный Париж. И не объяснишь ведь им, что хрена лысого там они не видели. Что супротив наших березок даже земля Канадчины не тянет. Потому как клен — не береза, и делать там по большому счету нам нечего. Разве что бобров с руки кормить или за Санта-Клаусами под новогоднюю пьянку гоняться. Догнал, мешок отобрал, — и по рылу! А иначе какое для русского мужика удовольствие? Какой праздник? Чтобы свадьба — да без драки? Нет, братва, фигушки! Тогда и свадьбу такую — куда подале…
Валерик, природный москаль, из старой моей охраны, куролесил раз в Марьиной Роще. Дал под 9 Мая очередь из «Калашникова». Сугубо вверх. Потом из «Вальтера» давай садить. По фонарям да по лампочкам. Радовался парень, как умел. Глоток из горла «белой», на закусь — пулю в даль. Минут через двадцать омоновцы подкатили — в жилетах, с автоматами. однако на рожон не полезли, не дураки. Преспокойно дождались, когда Валерик расстреляет боезапасы, а после пересчитали стрелку ребра. Тоже, в сущности, по-своему отпраздновали день победы. Краковяком на чужой спинушке. Они танцоры — из ловких.
Я подцепил подбородок Фимы, большим пальцем погладил по-детски пухлую губку, дотянулся таки до влажных зубов.
— А ты ведь умная девочка! Сопливая, а умная. Даже странно… Может, пойдешь ко мне в подруги?
Она растерянно сморгнула.
— А что! Ты подумай! Станешь Ящерицей! Заживем, как два диплодка в палеозое! Диплодки, Фима, вкусно жили! И врагов не знали. Потому как очень уж огромными вырастали. Настолько огромными, что съесть их было невозможно. Правда, головенкой Бог обидел, — потому и лопали двадцать четыре часа в сутки. Но ведь какая вкусная жизнь у них была! Хотела бы ты так жить?
Фима кивнула.
— Наверное.
— Так что? Пойдешь в ящерицы?
— Но у вас ведь жена, дети.
— Детей нет, а жена… Ну что ж, ты будешь второй женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20