Может быть,
диковатый Распутин воздействовал на своих дам аналогичным
образом?.. Сравнение меня покоробило.
- Застели диван, - голос у меня сел. Порывисто вздохнув,
словно просыпаясь, Тамара распахнула глаза и заторможено
подчинилась. Чтобы собраться с силами, я присел на краешек
кресла. Голова все еще кружилась. Не от царственной Тамары, -
от Толечкиного спирта.
Меня ничуть не удивило, когда, не прячась, хозяйка стала
раздеваться. Отвести глаза в сторону было нетрудно. Чуть позже
она помогла раздеться и мне.
- Ты очень ласковый, - разнежено произнесла она. Я
поморщился. Это уже было тактической ошибкой, потому что
относилось к категории штампов. Скверно, но многие наши фразы
можно предсказывать, как ту же погоду. Если говорить, к
примеру, о неустроенности мира, о раздвоении Есенина и великом
обманщике Алексее Толстом, то наверняка заработаешь "демагога"
или "чудака". А стоит поцеловать даму более пяти раз и
погладить ее по голове с особой медлительностью, - вот ты уже
и галант - нежный и ласковый... Не балует женщин мужская
половина. Ох, не балует.
Мы были вместе и мы были врозь. Я во всяком случае себя
не обманывал. Нас покрывала тонкая простыня. Любовники одеялом
не накрываются - знают, что будет жарко. Но нам пока было
холодно. Хотелось спать, но о сне думать не приходилось. На
сон я обязан был еще заработать. Я попробовал снова вообразить
на ее месте смуглокожую незнакомку, но память на этот раз
подвела. Да и не стал бы я партнершу по танцам затаскивать в
постель. Вот уж нелепое сочетание - телепатия и кровать.
Айвазовского над писсуаром не вешают, хотя темы где-то и
как-то... На мгновение мелькнула заманчивая мысль дать Томочке
волю, но я вовремя одумался. Ничего бы у нее не вышло. Я себя
знал. Если скучно, значит скучно. К тому же я вынужден был
повелевать - именно такую роль я избрал с самого начала -
гипнотизера и мага-повелителя. Иного меня она могла сейчас и
не принять. Словом, оригинальное не выдумалось, и, прижавшись
к ней всем телом, заставив замереть в моих объятиях,
я стал вполголоса нашептывать ей какой-то бред. Я рассказывал
о сугробах Казахстана, засыпающих с верхом двухэтажные домишки,
о ядовито зеленых облаках Оренбурга и всех лучших женщинах,
так или иначе забредавших в мою жизнь. Особенно долго в ней
они не задерживались, но след оставляли - каждая свой. Имен я
не упоминал, повествуя достаточно отвлеченно, но между
строчками и при желании угадывалось, что во всех моих
перипетиях неведомым образом участвовала и она - Томочка.
Подобное желание у моей сегодняшней подружки имелось. Она
млела от моих розово-теплых слов, а мои терпкие, с запахом
жасмина и ландыша воспоминания возбуждали ее лучше всяких
ласк. А через некоторое время ожил и я сам. Вернее, ожило мое
онемевшее от алкоголя тело, сообразив наконец, что рядом
находится постороннее существо, созданное с точки зрения
мужчин замечательнейшим и единственно верным образом. А чуть
пробудившись, тело не могло уже не откликнуться на бешеный
Томочкин пульс, и я впервые за этот вечер поцеловал ее,
погладив рукой дрогнувшую излучину ее напряженной спины.
Все прочее представляло собой обычный механический
процесс. И когда, выражаясь трафаретным языком, с гонкой по
долине любви было покончено, Томочка неожиданно развеселилась.
Подобных изменений я не ожидал. Можно сказать, они застали
меня врасплох. Вместо того, чтобы дать мне спокойно уснуть, она
затеяла какие-то детские игры. Этакая перезревшая Наташа
Ростова сорока лет с хвостиком. Она принялась хлопать меня
ладошкой по животу и изрекать глупость за глупостью.
- Ой, какая же я нехорошая! Совратила бедного молодца!..
Ты не будешь меня презирать?
Я промычал что-то себе под нос. Это еще один бзик женщин
- считать, что они кого-то способны развратить. Мы все
развращены смолоду. Природой, самой жизнью. И мы, и они. Но
если им радостно от такого нелепого предположения, пусть
заблуждаются. Впрочем, возможно, ошибаюсь и я. Та же
распутница-природа не забывает о чистоплотности. Собачки с
кошечками, справив нужду, роют задними лапками, падаль
сжирается грифами и червяками, а у многих людей зудит в груди
нечто, называемое совестью. Вполне вероятно, что женщин можно
выделить в особо чистоплотную касту. Мужчины, согрешив,
опасаются последствий. Женщины, согрешив, каются. Не очень
терзая себя, иногда с проблесками юмора, но каются. Они
ближе к таинству зарождения жизни и потому сильнее чувствуют
необходимость жизненной чистоты. Отсюда и все их фразы,
произносимые после.
- Как быстро все может перемениться, правда? - она
потрепала меня по голове и чмокнула в плечо. - Сегодня днем
тебя еще не было, понимаешь? Совсем не было, ни здесь, ни там.
И вот ты пришел. Пришел и остался.
Тамара прижала ухо к моей груди. В эту минуту она
напоминала спасателя, пытающегося уловить биение уходящего.
Если бы я мог, я запустил бы внутри себя что-нибудь из
старинных клавесинов и сыграл бы ей ласковый минует. Но
единственное, что я умел, это подражать оркестровому ударнику
- монотонно, без особых изысков.
- Первая встреча и такой откровенный финал, - ты не
злишься на меня?
- Почему я должен на злиться?
- Ну... Все-таки, - глаза Тамары снова переменили
выражение, напомнив глаза тоскующей по хозяину дворняги. При
всем при том она продолжала улыбаться. Та, что идет по жизни,
смеясь...
- Скажи что-нибудь, а?
Терпеть не могу, когда наседают. И терпеть не могу, когда
собеседник курит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25