Василий Шукшин: «Калина красная»

Василий Шукшин
Калина красная




Василий ШукшинКАЛИНА КРАСНАЯ История эта началась в исправительно-трудовом лагере, севернее города Н., в местах прекрасных и строгих.
Был вечер после трудового дня.Люди собрались в клубе…На сцену вышел широкоплечий мужчина с обветренным лицом и объявил:— А сейчас хор бывших рецидивистов споет нам задумчивую песню «Вечерний звон»!На сцену из-за кулисы стали выходить участники хора — один за одним. Они стали так, что образовали две группы — большую и малую. Хористы все были далеко не «певучего» облика.— В группе «бом-бом», — возвестил дальше широкоплечий и показал на большую группу, — участвуют те, у кого завтра оканчивается срок заключения. Это наша традиция, и мы ее храним.Хор запел. То есть завели в малой группе, а в большой нагнули головы и в нужный момент ударили с чувством:— Бом-м, бом-м…В группе «бом-бом» мы видим и нашего героя — Егора Прокудина, сорокалетнего, стриженого. Он старался всерьез и, когда «звонили», морщил лоб и качал круглой крестьянской головой — чтобы похоже было, что звук колокола плывет и качается в вечернем воздухе.Так закончился последний срок Егора Прокудина. Впереди — воля.
Утром в кабинете у одного из начальников произошел следующий разговор:— Ну, расскажи, как думаешь жить, Прокудин? — спросил начальник. Он, видимо, много-много раз спрашивал это — больно уж слова его вышли какие-то готовые.— Честно! — поторопился с ответом Егор, тоже, надо полагать, готовым, потому что ответ выскочил поразительно легко.— Да это-то я понимаю… А как? Как ты это себе представляешь?— Думаю заняться сельским хозяйством, гражданин начальник.— Товарищ.— А? — не понял Егор.— Теперь для тебя все — товарищи, — напомнил начальник.— А-а! — с удовольствием вспомнил Прокудин. И даже посмеялся своей забывчивости. — Да-да… Много будет товарищей!— А что это тебя в сельское хозяйство-то потянуло? — искренне поинтересовался начальник.— Так я же ведь крестьянин! Родом-то. Вообще люблю природу. Куплю корову…— Корову? — удивился начальник.— Корову. Вот с таким вымем. — Егор показал руками.— Корову надо не по вымю выбирать. Если она еще молодая, какое же у нее «вот такое» вымя? А ты выберешь старую, у нее действительно вот такое вымя… Толку-то что? Корова должна быть… стройная.— Так это что же тогда — по ногам? — сугодничал Егор вопросом.— Что?— Выбирать-то. По ногам, что ли?— Да почему по ногам? По породе. Существуют породы — такая-то порода… Например, холмогорская… — Больше начальник не знал.— Обожаю коров, — еще раз с силой сказал Егор. — Приведу ее в стойло… поставлю…Начальник и Егор помолчали, глядя друг на друга.— Корова — это хорошо, — согласился начальник. — Только… что ж, ты одной коровой и будешь заниматься? У тебя профессия-то есть какая-нибудь?— У меня много профессий.— Например?Егор подумал, как если бы выбирал из множества своих профессий наименее… как бы это сказать — меньше всего пригодную для воровских целей.— Слесарь…Зазвонил телефон. Начальник взял трубку.— Да. Да. А какой урок-то был? Тема-то какая? «Евгений Онегин»? Так, а насчет кого они вопросы-то стали задавать? Татьяны? А что им там непонятно в Татьяне? Что, говорю, им там… — Начальник некоторое время слушал тонкий крикливый голос в трубке, укоризненно смотрел при этом на Егора и чуть кивал головой: мол, все ясно. — Пусть… Слушай сюда: пусть они там демагогией не занимаются! Что значит — будут дети, не будут дети?! Про это, что ли, поэма написана! А то я им приду объясню! Ты им… Ладно, счас Николаев придет к вам. — Начальник положил трубку и взял другую. Пока набирал номер, недовольно проговорил: — Доценты мне… Николаев? Там у учительницы литературы урок сорвали: начали вопросы задавать. А? «Евгений Онегин». Да не насчет Онегина, а насчет Татьяны: будут у нее дети от старика или не будут? Иди разберись. Давай. Во, доценты, понимаешь! — сказал начальник, кладя трубку. — Вопросы начали задавать.Егор посмеялся, представив этот урок литературы.— Хотят знать…— У тебя жена-то есть? — спросил начальник строго.Егор вынул из нагрудного кармана фотографию и подал начальнику. Тот взял, посмотрел.— Это твоя жена? — спросил он, не скрывая удивления.На фотографии была довольно красивая молодая женщина, добрая и ясная.— Будущая, — сказал Егор. Ему не понравилось, что начальник удивился. — Ждет меня. Но живую я ее ни разу не видел.— Как это?— Заочница. — Егор потянулся, взял фотографию. — Позвольте. — И сам засмотрелся на милое русское простое лицо. — Байкалова Любовь Федоровна. Какая доверчивость на лице, а! Это удивительно, правда? На кассира похожа.— И что она пишет?— Пишет, что беду мою всю понимает… Но, говорит, не понимаю, как ты додумался в тюрьму угодить? Хорошие письма. Покой от них… Муж был пьянчуга — выгнала. А на людей все равно не обозлилась.— А ты понимаешь, на что идешь? — негромко и серьезно спросил начальник.— Понимаю, — тоже негромко сказал Егор и спрятал фотографию.— Во-первых, оденься как следует. Куда ты такой… Ванька с Пресни заявишься. — Начальник недовольно оглядел Егора. — Что это за… почему так одет-то?Егор был в сапогах, в рубахе-косоворотке, в фуфайке и каком-то форменном картузе — не то сельский шофер, не то слесарь-сантехник, с легким намеком на участие в художественной самодеятельности.Егор мельком оглядел себя, усмехнулся.— Так надо было по роли. А потом уже не успел переодеться.— Артисты… — только и сказал начальник и засмеялся. Он был не злой человек, и его так и не перестали изумлять люди, изобретательность которых не знает пределов.
1 2 3 4