Грета вернулась только за полночь -ее в закрытом автомобиле привез какой-то американский офицер. Он долго, неловко целовал ее на прощание, и Гарбрехту пришлось наблюдать за этой любвеобильной сценой с другой стороны улицы, где он укрылся в густой тени. Машина уехала, и Гарбрехт торопливо перешел через разбитую улицу, чтобы опередить Грету, встретить ее до того, как она проскользнет в дом.
Грета говорила по-английски и служила американцам в качестве машинистки и клерка, подшивающего документы в досье, ну а по вечерам, по-видимому, выполняла неофициальную, внештатную работу. Гарбрехту не хотелось слишком глубоко под нее копать. Грета очень мила, она разрешала ему пользоваться своей комнатой, когда он находился в Американской зоне, к тому же у нее в шкафу всегда приличный запас консервных банок, которые постоянно дарили ей ее сотрудники; она женщина щедрая, добросердечная и вполне довольна их отношениями.
До поражения Германии в войне Грета была завзятой патриоткой: Гарбрехт познакомился с ней, когда она навещала раненых в госпитале, а он лежал там с только что ампутированной рукой, после печального для него возвращения из России. Гарбрехт не мог точно сказать, что руководило ею в ее чувствах к нему -- патриотизм, жалость или извращенность,-- да он и не старался глубоко вникать в ее мотивы. В любом случае Грета оставалась уютным пристанищем, где можно бросить надежный якорь, все эти дикие прошедшие годы, и он любил ее.
-- Привет! -- Неслышно подкрался он к ней сзади.
Она возилась с замком и резко обернулась, словно он ее сильно напугал.
-- Ах!-- вырвалось у нее.-- Я не знала, что ты сегодня придешь...
-- Извини, я никак не мог связаться с тобой.
Наконец ей удалось открыть входную дверь, и они вошли вместе. Грета отперла дверь своей комнаты на первом этаже и с раздражением, изо всех сил захлопнула ее за собой. "Так, понятно,-- без особой радости подумал он,-мне сегодня здесь ничего не улыбается". Вздохнул, спросил:
-- Что случилось?
-- Ничего,-- ответила она; медленно, методично стала раздеваться, позабыв о своей обычной грациозной стыдливости, не покидавшей ее даже в этой маленькой, грязноватой, обшарпанной комнатке.
-- Тебе помочь? -- вежливо осведомился Гарбрехт.
Грета, перестав стаскивать чулки, задумчиво смотрела на него. Качнув головой, резко стащила за пятку чулок с правой ноги.
-- Ты бы, конечно, мог,-- она презрительно сощурила глаза,-- но ты этого не сделаешь.
Гарбрехт бросил на нее косой взгляд.
-- Почем ты знаешь?
-- Потому что ты каким был, таким и остался,-- холодно пояснила она.-Слабаком, тихоней. В общем, отвратительным.
-- В чем дело? Что я должен сделать для тебя?
Ему, конечно, было бы легче, откажись она говорить, но ведь спросить-то все равно нужно.
Грета методически стаскивала чулок с левой ноги.
-- Возьми с собой четверых-пятерых друзей -- бывших героев немецкой армии,-- заговорила она все с тем же пренебрежением,-- и отправляйтесь к дому Фреды Рауш. Сорвите с нее одежду, побрейте наголо голову и в таком виде проведите ее по улице.
-- Что-что? -- Гарбрехт не верил собственным ушам.-- Ты думаешь, что говоришь?
-- Ты всегда вопил о чести,-- громко произнесла Грета.-- Твоя честь, честь армии, честь Германии!
-- Да, но при чем здесь Фреда Рауш?
-- Честь -- это для немцев только тогда, когда они побеждают, да? -Грета злым жестом стащила платье через голову.-- Просто отвратительно!
Гарбрехт покачал головой.
-- Не знаю, о чем ты говоришь. Мне казалось, что Фреда -- твоя хорошая подруга.
-- Даже французы были куда храбрее вас!-- Грета не обращала никакого внимания на его слова.-- Ловили своих женщин, бесцеремонно брили им головы...
-- Ну, хорошо,-- устало пробормотал Гарбрехт.-- Но что натворила твоя Фреда?
Грета бросила на него свирепый взгляд. Волосы ее перепутались и беспорядочно падали на плечи, крупное, довольно полное тело в тонкой комбинации все тряслось от холода и охватившего ее приступа гнева.
-- Сегодня вечером она пригласила меня с моим лейтенантом к себе в гости...
-- Ну и что? -- Гарбрехт пытался сконцентрировать внимание на ее рассказе.
-- Она живет с американским капитаном.
-- Ну и что? -- с сомнением в голосе спросил он.
Половина подруг Греты спит с американскими капитанами, а второй этого очень хочется. Неужели такой пустяк довел Грету до такого ужасного расстройства, чтобы даже потребовать мести?
-- Ты знаешь, какая у нее фамилия? -- задала риторический вопрос Грета.-- Розенталь! Она же еврейка!
Гарбрехт вздохнул; его дыхание порождало какие-то пустые, печальные звуки в этой холодной полуночной комнате. Посмотрел на Грету, стоявшую перед ним: все лицо ее вдруг сморщилось, на нем пролегли дрожащие складки. Всегда спокойная, мирная, добродушно-веселая, может, слегка глуповатая девушка -- и вдруг такой сюрприз. Он был в шоке.
-- Если тебе вдруг приспичило побрить голову Фреде,-- заговорил Гарбрехт все тем же усталым, тягучим тоном,-- то поищи кого-нибудь другого. Я тебе не мальчик на побегушках!
-- Конечно, я знала, что на тебя рассчитывать нечего.-- Теперь от ее слов веяло ледяным холодом.
-- Говоря откровенно,-- Гарбрехт пытался ее урезонить,-- я уже порядком устал от этого еврейского вопроса. По-моему, пора забыть о нем раз и навсегда. Может, на какое-то время он и годился, но теперь, похоже, мы его использовали до конца.
-- Ах вон оно что! Успокойся! Что я, дура, могла ожидать от калеки?
Оба замолчали. Грета продолжала раздеваться -- с презрением и подчеркнутой асексуальной фамильярностью. Гарбрехт тоже не спеша разделся и лег. Грета, в черной ночной рубашке из искусственного шелка (подарок щедрого американского лейтенанта), сидя перед маленьким, шатким зеркалом, накручивала волосы на бигуди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43