Никаких безответственно приводимых, неверных фактов -- никогда и нигде. "На Рождество мы познакомим вас с тем, кто всегда и ко всем дружески настроен"; а за статьей о нем последует другая -- о предателе, и все это под красивой, глянцевой обложкой, неограниченным тиражом.
За окном послышался странный мягкий звук, словно кто-то вздохнул, и Кэхилл почувствовал, что ветер задул куда сильнее и вдруг начал падать снег. Мелкий, словно капли дождя, снег проникал через открытое окно, падал на пол, образуя бледный, замысловатый узор. Вот вам и приятная, теплая погода, как предсказывали метеорологи, рассердился Кэхилл. Лгуны от науки, вот кто они такие. При помощи неточных инструментов с вызывающим уверенность видом нагло обманывают своими ложными прогнозами.
Вот так же в прошлый вторник и его врач Мэннерс: вооружился после рентгена стетоскопом и, дружески похлопывая его по спине, заявил -- будете, мол, время от времени испытывать боль, покалывание; ничего не поделаешь, это неизбежно, ведь вы уже немолодой человек.
Интересно, сколько людей умерли в воскресенье, после того, как всю неделю врачи убеждали их, что так и должно быть, раз они уже не молоды, как прежде. Обычное, легкомысленное убеждение всех, кто выбрал профессию врача: предсмертная агония -- обычное состояние живого человека. "Этот Мэннерс,-- с пренебрежением думал он,-- никогда не стал бы судить так легкомысленно о себе, если бы его грудь содрогалась от болезненных ощущений, от неясной, пока еще далекой боли. Но ведь она существовала, беспокоит -- там, внутри... В доказательство Кэхилл поднял левую руку, протянул -- ну вот, снова, как последние несколько месяцев, легкое сдавливание -- тупое, неуловимое -- в груди, в области сердца...
-- Просто легкое недомогание,-- убеждал его Мэннерс,-- нервы шалят. Вам не о чем пока беспокоиться.
Конечно, ему, Мэннерсу, беспокоиться не о чем; нервы, по его мнению, виноваты и в сжатии живота. "Нервы" --это современный эквивалент слова "судьба", замена средневекового дьявола, постоянно насылавшего на человечество маловразумительные, зачастую со смертельным исходом болезни. "Нервы" -- вот постоянная формула ленивых диагностов. Или -- Кэхилл почувствовал, как у него перехватывает дыхание от ужасной мысли,-- Мэннерс по доброте, из сострадания скрывает от него истинную информацию о его заболевании... Дружеское похлопывание по спине, нехитрый рецепт -- сахарная вода с белладонной, а после того, как он закроет за собой дверь кабинета, задумчивый взгляд, пожатие плечами и фатальная запись в его, Филипа Кэхилла, истории болезни: "Прогноз негативный".
Кэхилл просунул ладонь под пижамную куртку и положил на теплый живот, словно прикосновение к нему способно открыть ему ужасный секрет -- что скрывается там, внутри. Под рукой он чувствовал мелкую неритмичную дрожь. Ничего хорошего, конечно. Мозг сопротивляется, не желая подсказать ему то слово, которого он больше всего боится. Сколько раз видел его в газетах, на рекламных афишах, на автобусах, слышал по радио... Если такое случается в животе -- это верная смерть, на восемьдесят процентов; эту болезнь очень трудно выявить, обычно верный диагноз сильно запаздывает. Ривз звонил ему по этому поводу? Мэннерс был у него, все объяснил и спросил его, как ему поступить? Ведь подобные услуги друзья должны оказывать друг другу.
Подумать только, все начинается, когда мальчишки играют в теннис, летом гоняются друг за другом на лодках по озеру, колобродят на дружеских попойках... И вот тебе на -- тридцать лет спустя вам приходится зайти к другу и сообщить ему, что он скоро умрет...
Ну ладно, хватит валяться в постели! Вылез из-под одеяла, встал; ноги словно ватные, дрожат от усталости, стоит он неуверенно... И еще эти продолжительные болезненные ощущения в желудке... Набросил халат, просунул ноги в шлепанцы; посмотрел на Эдит: все еще мирно спит, ритм ее мерного дыхания ничуть не изменился. Еле двигаясь, шаркая подошвами шлепанцев, Кэхилл тихо вышел из спальни. Спустился по лестнице, крепко держась за поручень, слегка дрожа от промерзшего ночного воздуха, заполнившего весь дом. В холле, внизу, подошел к телефону на столике под большим зеркалом. Он все еще колебался, стоя перед аппаратом; часы в гостиной показывают без десяти семь. Поднял трубку, набрал номер Джо Ривза. Слушая длинные гудки в трубке, внимательно изучал себя в зеркале: изможденное, усталое лицо, веки опухли, под глазами большие, синеватые, словно грязные круги; волосы спутаны, лишены живого блеска; взгляд затравленный. Еще несколько томительных секунд смотрел на себя, потом повернулся к зеркалу спиной. Наконец услышал -- кто-то поднимает трубку на другом конце провода; очень долго возился с ней... Наконец, теряя терпение, Кэхилл сам произнес:
-- Хэлло! Хэлло!
Сонный, низкий голос сердито пробормотал в трубку:
-- Дом мистера Ривза. Кто звонит?
-- Хэлло! -- в третий раз раздраженно проговорил Кэхилл.-- Это ты, Вайолет?
-- Да, это Вайолет. Кто звонит?
-- Вайолет,-- Кэхилл старался говорить как можно яснее -- хорошо знал, с каким подозрением горничная относится к телефону.-- Это мистер Кэхилл.
-- Кто-кто?..
-- Кэхилл. Мистер Кэхилл.
-- Мистер Кэхилл, зачем звонить в такую рань? --удрученно пробурчала недовольная Вайолет.
-- Знаю, знаю,-- пытался успокоить ее Кэхилл.-- Дело в том, что мистер Ривз звонил, велел оставить для меня
записку. Настаивал, чтобы я позвонил немедленно, как только смогу. Он уже встал?
-- Не знаю, мистер Кэхилл.-- Было слышно, как она громко зевает.-- Его дома нет.
-- Что ты сказала?
-- Он уехал. Вчера вечером. Вместе с миссис Ривз. Они уехали на уик-энд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43