Правильная формулировка?
– Формулировка-то правильная, но, к сожалению, это невозможно, может шум подняться, – высказался осторожный Площицын. – А что это за птица на заборе сидит? – Он взял свою стильную самшитовую трость, на которой было выжжено: «Люби меня – а я тебя. Память о Сочи», и вышел из машины. Послышался удар, ещё удар. Затем Площицын втащил в машину мёртвую сову.
– Охотничий трофей! Ну и глушь здесь – дикие птицы на заборах сидят! Я её палкой как тресну!..
– Какой вы молодец! Настоящий мужчина! – восхитилась Стриптизоявленская.
– Это вы ручную сову убили, – строго сказал шофёр. – Это сова Алексея Потапыча, её здесь никто не трогал.
– Что же теперь делать? – испуганно протянул Площицын. – Ведь этот самоучка ещё с кулаками полезет.
В это время появился Алексей Возможный. В драку он не полез, а молча взял сову и ушёл куда-то в темноту. Потом вернулся, сел в машину и всю дорогу молчал.

18. Паденье лежачего

В НТЗ «Гусьлебедь» настал день торжественного испытания опытного образца модернизированных крыльев.
Было солнечное утро. Многочисленные гости сидели во дворе на стульях, вынесенных для этой цели из комнат и залов заведения. Для Лежачего и Алексея Возможного были поставлены широкие кресла, а для восемнадцати соавторов три больших дивана. Двор был радиофицирован, и, чтобы гости, сидевшие в задних рядах, находились в курсе событий, Виктуар Площицын, держа в руке микрофон, рассказывал о ходе подготовки.
На вышке стоял бледный поэт Переменный – ведь по штату он числился крыловедом-испытателем и теперь должен был выполнять свои прямые обязанности.
Однако крыльев пока что не было: поставщики запаздывали. Чтоб отвлечь зрителей от тревожных мыслей, научные работники дважды исполнили песню на слова Переменного: первый раз в быстром темпе, а второй раз – протяжно. Затем выступил сам Лежачий. Он упомянул о том, что ещё в древности, у мутных истоков цивилизации, человек мечтал о личном летательном аппарате. И вот теперь, на базе крыльев самоучки Антона Возможного – правда, несовершенных и научно не обоснованных – заведению удалось создать качественную модель крыльев.
Гости не заметили, что он назвал Возможного Антоном, а если кто и заметил, то промолчал.
Когда он закончил речь, во двор въехал грузовик. Он привёз правое крыло, выполненное быткомбинатом «Зарница». Вскоре въехал второй грузовик, он доставил левое крыло, произведённое бытпромобъединением «Рассвет». Автокраном крылья подали на вышку, и два сотрудника – крыловед-антиаварийщик и крыловед-эксплуатационник – стали навьючивать их на поэта Переменного. Но какие-то детали, которые должны были совмещаться, не совмещались, так как «Рассвет» и «Зарница» не вполне точно согласовали дырки для болтов. Пришлось вызвать слесаря.
Тем временем подъехал третий грузовик с двигателем для крыльев. Дело в том, что по идее «Гусьлебедя» крылья должны были приводиться в движение не мускульной силой, как в несовершенном проекте Возможного, а мотором. Мотор тоже подняли на вышку.
Наконец поэт-испытатель был приготовлен к полёту. Слесарь и оба крыловеда сошли вниз, и Переменный теперь стоял на вышке один. Но он не летел.
Лежачий подозвал Стриптизоявленскую и велел ей подняться к испытателю и узнать, почему он медлит. Та вскоре вернулась и тихо сказала Лежачему: «Он не хочет лететь без соломы. Пусть, говорит, подстелют внизу, а то не полечу. Так и заявил».
К счастью, недалеко от НТЗ «Гусьлебедь» находилось НТЗ «Сеносолома», и вскоре оттуда было привезено три грузовика соломы, которую и расстелили под вышкой.
Но Переменный всё не решался лететь. Он стоял, покраснев от натуги под тяжестью крыльев и вспомогательного оборудования, и уныло глядел вниз.
На поэте-испытателе были совсем не те крылья, которые сконструировал Алексей Возможный. Каждый из восемнадцати соавторов внёс свою творческую лепту в их усовершенствование, и в них ничего не осталось от изобретения Возможного.
Да, эти творчески переосмысленные крылья были совсем иными. У Возможного они по форме приближались к лебединым, в новом же варианте они напоминали крылья нетопыря. Возможный смастерил свои крылья из материалов несолидных – из каких-то там деревянных планочек и холста; крылья НТЗ «Гусьлебедь» были сделаны из стали (требование крыловеда-антиаварийщика) и позолочены (требование крыловеда-эстетика). Вспомогательное оборудование у крыльев Возможного было почти невесомо и незаметно; у новой модели к спине готовящегося к полёту (в данном случае – к спине Переменного) крепился мощный мотор. От мотора к крыльям для приведения их в движение шли тяги. Так как мотор нуждался в горючем, то был сконструирован десятилитровый бак, находившийся на том месте человека, где спина переходит в ноги. От бака к двигателю тянулся шланг. На пятках испытателя было нечто вроде шпор, соединённых тросами с мотором. Чтобы завести мотор, нужно было дрыгнуть правой ногой, а чтобы выключить его – левой.
Виктуар Площицын, выполнявший роль радиокомментатора, из кожи вон лез, чтобы заполнить все не предусмотренные программой паузы. Он безостановочно говорил, пока прилаживали на Переменном крылья, пока привозили и расстилали солому. Но к концу Виктуар выдохся, начал повторяться, и стало заметно, что он уже не знает, о чём говорить.
Положение становилось двусмысленным. Поэт-испытатель стоял на вышке и не хотел лететь. Он с тоскливой надеждой всматривался в лица приглашённых, ища сочувствия. Наконец его взгляд встретился со взглядом Лежачего, и тот поднял руку на уровень груди и сжал её в кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14