.. Понял: не отстанут; заговорил — тихо, отрывисто, воровато озираясь на дверь:
— Вы читали «Монстры не умирают»?
Все трое помотали головами: нет.
— А «Новые каннибалы»?
— Я у Глеба видела, — подала голос Наташа. — Но только прочитать не решилась. Там на обложке морды нарисованы, такие страшные-страшные.
— А «В полночь, под хохот сов»? Тоже не читали?
— Я читал, — Антон пренебрежительно хмыкнул, пояснил остальным: — Редчайший маразм. Он там нахамил какому-то занюханному колдуну, и за это его на кладбище живьем жрали вурдалаки — сто двадцать страниц жрали, красочно так, со всевозможными подробностями... Слушай, археолог, ты кончай нам мозги всякой мутью пудрить! Отвечай на вопрос, пока добром просят, нехорошего тебе, для разнообразия, в ухо!
— Так вот я и отвечаю... — Толик был красен, несчастен и смотрел в пол. — Ты авторов помнишь?
— Ну, помню, — Антон пожал плечами. — Какие-то А. и Б. Хмырик. Мечта, а не фамилия, вот и запомнил. А что?
— Это не фамилия, — Толик жалко улыбнулся, вздохнул. — Это псевдоним, вот. Мой и Глеба. Мы с ним шесть романов написали. А гонорары я на шмотки тратил. Ну что, добились? Рады? Только, если Галочке проболтаетесь — я вам не друг!
— Так это и Глеб, значит, гонорары получал? — Виктор растерянно обернулся к Наташе.
Та кивнула:
— Он премии большие несколько раз получал. Ну, то-есть это он говорил — премии. Маме шубу купил, и мне, и на Камчатку мы с ним ездили, где гейзеры... Могли у него такие премии быть, Витя?
Виктор хмыкнул:
— Премии... Были премии, как же... За два года он что-то около одной отхватил: «За активную работу в стенгазете.» Двадцать два рубля. Минус подоходный, минус за бездетность, минус профсоюзные взносы. Только он не мог на нее шубу тебе купить, Наташ. Пропимши мы ее, премию эту. Вот, с Антоном втроем. Как раз на бутылку вермута хватило. А после вермута, между прочим, Глеб меня домой к вам затащил и с тобой познакомил.
— Что ж это вы писали такую муть? — Антон смотрел на Толика, как на увечного. — Лучше ничего не могли сочинить?
— Мы могли и лучше, — Толик снова вздохнул. — Мы сначала написали серьезную повесть, вот только издавать ее никто не хотел, говорили: не кассовая. А за такие вот кошмары один кооператив очень хорошо платит. Ну, мы с Глебом и подумали: зарплата маленькая, все равно надо как-то подрабатывать, так уж лучше так.
— Четырнадцатого апреля ты к Глебу чего приходил? — Виктор решил поставить все точки над и. — Очередной шедевр обсуждать?
Толик наморщил лоб, подумал, помотал головой:
— Не помню... Но если приходил, то, наверное, за этим.
— А конспирацию-то какую развел — это ж охренеть можно! — возмущение Антона не знало границ. — Такого тумана напустил, что кое-кто принял тебя, дурака, за упыристического шпиона. А ты, оказывается, не шпион, а просто хмырик.
Он осекся, потому что в комнату вошла Галочка с реставрированными штанами в руках.
И снова выдохся разговор. Галочка увела расстроенного Толика переодеваться, и процедура эта заняла у них времени много больше, чем может потребоваться, чтобы снять штаны и надеть другие. Наташа тихонько покачивалась на стуле, улыбалась рассеянно и благодушно: приходила в себя, успокаивалась.
Это ведь очень хорошо, когда Толик — это просто Толик, легкомысленный графоман, а не изощренный шпион недоброй могучей цивилизации (вряд ли он стал бы так глупо врать, ведь проверить его слова проще простого). Виктор молчал, следя, как нехотя втягивает прихотливые извивы голубоватого дыма открытое окно, а Антон бродил по комнате и сипел сквозь зубы какой-то мрачноватый мотивчик.
Потом вернулись Толик с Галочкой, прокрались к столу, уселись рядышком, поглядывая на притихшую компанию выжидательно и невинно — слишком уж невинно, чтобы не вызвать подозрений.
На покинутом Виктором стуле бесшумно материализовался Терентий Нилыч, опасливо огляделся, привстал было на задние лапы, интересуясь полупустыми тарелками.
Но тут Антон прекратил, наконец, свой моцион из угла в угол и хлопнул ладонью по стене столь решительно и трескуче, что старый маразматик с хриплым тягучим воплем порскнул в окно.
Антон бешено глянул ему вслед, энергично и бесшумно шевеля скрытыми в огненных дебрях губами. Потом — уже вслух — обратился к оставшимся:
— Ну, так я не понял!.. Мы что, так и будем водку жрать и штопать штаны, или все-таки займемся делом? Предлагаю решить, наконец, прав Глеб или нет. Иначе, весь этот наш треп будет только треп и ни хрена кроме... Чего мы вообще начали со второго вопроса?
Он умолк, выжидательно оглядел присутствующих, однако желающих высказаться не обнаружил.
— И вот так всю жизнь, — Антон плюхнулся на стул, упер руки в колени. — Как до дела доходит — сразу все будто воды в рот, и я один должен за вас потеть и отдуваться. И после этого кое у кого хватает нахальства обзывать меня треплом... — Он лицемерно пригорюнился, вздохнул:
— Ладно. Давайте рассуждать логически, по порядку. Какие-такие у нас есть факты, подтверждающие справедливость выводов Глеба? Ну, первый факт — это то, что произошло пятнадцатого апреля. А если попробовать абстрагироваться от эмоций и подумать: мог он все-таки просто надорваться на своих экспериментах? Галя, вот ты психолог... Просвети ты нас, необразованных лопухов: мог?
Галочка кивнула:
— Мог. Насколько я поняла, методологической подготовки у него не было. Собственно, ее и быть не могло — тема экстраординарная, никакой спецлитературы по ней, к сожалению, нет. Наверняка он четко не представлял себе, как именно следует добиваться того, чего он хотел добиться...
Представьте себе человека, который тащит тяжеленную тачку с включенными тормозами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71