- с
важностью вымолвил Бзыга. - На всю осень и зиму порешили казаки держать
покой и за зипунами не ходить!
- Ныне не о зипунах идет речь, а о русской земле! - резко ответил
Ермак. - Какой мир, если Касим-паша да крымчаки ходили под Астрахань!
- Не твоего ума дело, замолчи! - схватился за саблю Бзыга, но казаки
из его ватаги закричали:
- Погоди, не горячись, атаман! Мы со своими станичниками не согласны
рубаться!
Бзыга побагровел, нелюдимо огляделся и повернул коня прочь. Все
внутри его кипело: "И откуда только взялся этот беглый холоп? И как только
я проглядел его? Видать, голова его по петле соскучилась!"
Касим-паша с головными сотнями своей орды вступил в Азов. Высокие
дубовые ворота крепости, окованные медью, распахнулись и пропустили
остатки турецкого войска. На причалах стояли каторги, и турки, не ожидая
приказа, кинулись к судам. Они торопились убраться с негостеприимных
берегов у Суражского моря. В мечтах они уже видели Стамбул...
Девлет-Гирей все еще кружил в степи. Чтобы досадить Касим-паше, он не
щадил своих ордынцев, губя их тысячами в солончаковой пустыне. Мечтал хан
захватить Ермака, особенно досаждавшего орде.
"Пошлю московскому царю Ивану Семена Мальцева да казака, и расскажут
они, как помог я русским погубить турецкое войско. Поверит мне Русь, что
турок обманул!"
Однако не Девлет-Гирею удалось захватить Ермака. Темной ночью в
казачий стан пробрался юркий ногаец в лисьей шапке. Пряча в землю
воровские глаза, он потайности сказал казаку:
- Тут в овражке совсем неподалеку от Азова остановился Девлет-Гирей с
царевичами. И всего их десять конников. Если сейчас ехать, можно в полон
взять!
Поверил Ермак вороватому ногайцу и, повязав мешковиной копыта коням,
со своей станицей поспешил в балочку. Не доехал Ермак до намеченного
места: внезапно со свистом взвился аркан, и не успел казак понять, что
случилось, как его свалили с седла и скрутили руки. Ермак с досады
заскрипел зубами. Слышал он, как звенели сабли, - казаки лихо отбивались
от засады.
- Руби, братцы, погань!
- Замолчи! - крикнул на него ногаец и дубиной огрел казака по голове.
Помутнело в голове Ермака, ничего не узнал он больше. Не слышал, как
его, бесчувственного, перекинули через седло и повезли его в Азов-крепость
и за ним с ржавым скрипом закрылись тяжелые ворота.
Турки отнесли покорное тело в сырой подвал и бросили на холодные
каменные плиты...

5
Ермак очнулся от пронизывающего холода и жажды.
Попробовал расправить руки и ноги, - связан. Где он? Кругом -
кромешный мрак и тишина. Прислушался, - словно в могиле. Время от времени,
где-то во тьме изредка падала капля за каплей, срываясь с каменного свода.
Постепенно прояснилось сознание: все ярко встало перед глазами. Он
вспомнил, как ногайцы схватили его и как станичники бились, чтобы вырвать
его из неволи. Ермак слышал голос каждого из казаков: "Где Хавраль?" -
"Убили! Разом смолк, выходит, навек уложили!" - "Что с Зуйком?" - "Пал под
ятаганом!" - "А Моргунок?" - "Убили. В сердце нож воткнул ногаец". - "Где
Кондря, Аругей, Ироха?" - "Убили!"
Ермак повернулся на бок, застонал от душевной боли.
"Какие казаки храбрейшие были! Взяты предательством. И
Габуня-весельчак, и Стрепук улеглись в поле, на перепутье. Что с Брязгой?
Кто же предал нас? Ах! - внезапно, как искра, казака прожгла догадка. -
Бзыга! Вот кто порушил самое заветное, - продал родное. Змей!" - Ермак
скрипнул зубами, напряг свои мускулы, но отсыревшие веревки еще глубже
врезались в онемевшее тело.
С великим трудом пленник поднялся с тяжелых плит и, как стреноженный
конь, прыгая, двинулся в тьму. Уперся лбом в стену. Влажные камни, по ним
ползают мокрицы. Он долго продвигался вдоль глухой стены.
"Да, крепко попался Ермак-Ермачишко! - сокрушенно подумал он о себе.
- Не уйдешь теперь отсюда!"
Он прислушался к редкому звучанию капели и побрел на нее. Долго
пристраивался, и вот, словно холодная горошина ударила его по щеке. Он
стал ловить ртом каплю за каплей, и долго стоял с раскрытым ртом, до
ломоты в челюстях. Смочил лишь рот, а не напился.
Мрак, как омут, застыл густо и неподвижно. Время тянулось бесконечно.
Ныла голова, затекли связанные члены, томил голод.
"Когда же вспомнят обо мне? - с тоской подумал Ермак. - А может и не
вспомнят: решили живьем похоронить среди немого камня..."
Вспомнили о Ермаке лишь на четвертый день. Распахнулась дверь и вошли
двое: турок с мрачными глазами - тюремщик с мечем на бедре, второй -
низкорослый, весь перемазанный сажей кузнец. В руках последний держал
клещи, молотки, через шею свешивались цепи. Кузнец все сбросил с грохотом
на каменные плиты.
В распахнутые двери прорвался солнечный луч. Ермак зажмурился.
- Ты, рус, не бегай! - сердито сказал тюремщик по-русски. - Кругом
янычар. Бегишь, - секим башка!
А Ермак думал, прикидывал:
"В кедолы пришли ковать, развяжут ноги и руки, можно ударить ногой в
чрево, вырвать меч и в бега! - Он мельком взглянул на свои грузные,
подкованные сапоги: - Крепки, и силы еще хватит, - но сейчас же вздохнул:
- Разве сбежишь, если кругом стены до неба!"
Он поднял голову и ответил тюремщику:
- Зачем убегать? Мне и тут хорошо, только бы хлеба да воды вволю!
"Терпелив казак!" - про себя отметил турок и крикнул по-своему
кузнецу. Тот склонился к ногам Ермака и стал крепить цепи. Надел такие же
и на руки станичника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48