- Велика твоя слава,
храбрейший! Да будет благословенно имя твое, сильнейший воин! Мы пришли из
Астрахани и просим тебя поспешить туда. Правоверные ждут не дождутся
милостей великого хункера!
- Чем это вы докажите? - спросил Касим-паша и степенно огладил
бороду. На пухлых пальцах заискрились перстни.
- Мы привезли тебе дары, и будь многомилостлив, не откажи, прими их!
- седобородый поднял голову, пристально взглянул на пашу и добавил: - Как
сухая земля ждет росы, так ждут тебя в Астрахани!
- Я повелел поставить каторги на колеса и тащить пушки! - с важностью
оповестил паша. - Завтра мы идет отсюда!
- Мудрый и самый храбрый в подлунном мире, выслушайте нас! Повели
каторги отослать в Азов, на Итиле ты найдешь быстроходные галеры, а
тяжелые пушки отнимут много времени. Там все есть, - нет только храбрых
воинов!
Касим-паша медлил с ответом, и тогда седобородый воскликнул:
- Дозволь, светлоокий и отважный, положить к ногам твоим дары!
Паша благосклонно кивнул головой.
В шатер вошли слуги и внесли тюки. Они быстро развязали их, и потоки
яркого, веселых цветов, шелка, как половодье, затопили шатер. Турок
невозмутимо смотрел на них, хотя сердце его возликовало. А послы все
больше богатств выкладывали перед ним: и сукна красные, и расшитые халаты,
и серебряные сосуды. Все играло, сверкало, манило к себе; но чудо из
чудес, - перед ним разложили драгоценные булатные клинки. Это были древние
индийские хорасаны. Казалось, в таинственной глубине сплава мерцали
затейливые узоры. Касим-паша не выдержал, потянулся к булатам. И когда он
взял в руки один из них и взмахнул - шатер осияла сверкающая молния. Паша
обмяк и сказал подобревшим голосом:
- Слава аллаху, вы умные люди, и мне приятно слушать ваши речи!
Завтра выступаю в поход.
Он ни одним словом не обмолвился о своем союзнике Девлет-Гирее,
который, потемнев от зависти, все ждал у костра, когда позовет его
полководец хункера. Ждал и не дождался.
"Он жаден, как шакал! - возмущенно думал хан. - Он хочет один все
захватить, но подавится добычей! Путь велик, еще длиннее он будет от
Астрахани до Азова!"
Утром затрубили трубы, и вестники Касим-паши объявили всем его волю:
каторги снова спустить на воду, тяжелые пушки погрузить и отправить в
Азов, с остальными двенадцатью легкими - идти на Астрахань.
Семен Мальцев не попал на каторги; его приковали цепью к легкой
пушке, и вместе с другими пленниками он потащил ее на скрипучих колесах.
Суда с грузом, отбывшие в Азов, сопровождали три сотни янычар, и думалось
Мальцеву, что наконец-то догадаются казаки и нападут на суда, потопят их,
а добро турецкое и пушки с зельем заберут себе.
Едва только выкатилось из-за окоема солнце, конные орды татар и турок
двинулись на восток. Утром над землей веяло прохладой. Пройдя до полудня,
орды встретили посохший ковыль, плоские озерца и камыши. Все, казалось,
предвещало удачу. Касим-паша оживился:
- Все плохое осталось позади! Вот и колодцы!
Радость оказалась преждевременной. Родник "Сасык-оба" был засыпан;
пересохший, покрытый галькой, лежал ручей. Кони и воины, изнывавшие от
жары, так и не получили ни капли влаги.
Снова тронулись в путь. Позади конных полчищ тянулись скрипучие арбы
со скарбом, невольники тащили пушки. Над всей степью стлалась темная
непроглядная пыль.
И снова стала нарасть тревога: на далеком горизонте появились черные
вихри, которые, крутясь, вздымаясь все выше и выше, затмили солнце и
быстро приближались к орде. Не прошло и получаса, как на дорогу полетел
пепел, голубое небо посерело, и горячее дыхание степного пожара снова
пахнуло в лица всадников.
Хан Девлет-Гирей мрачно ехал позади Касим-паши и сердито думал: "Вот
и пришла твоя погибель!"
Сейчас все помысли его сосредотачивались на одном - на мести. Он не
жалел ни ордынцев, ни коней, думал только о гибели и посрамлении паши. К
ночи темные клубы дыма рассеялись, и впереди, на востоке, снова раскрылась
страшная черная пустыня. Как погребальную пелену, принес легкий ветер тучи
копоти. Воздух насытился запахом гари. Снова земля горяча, черна, как
уголь, и дышит зноем. Колодцы без воды. Пепел покрыл дорогу и тропы, и все
знакомое ногайцам неузнаваемо изменилось.
Карамбаши в досаде кусал губы: "Была дорога и не стало дороги! Аллах
гневен на турок!"
Попадались обуглившиеся кресты - под ними покоились казачьи кости.
Впереди, на востоке заалело зарево, с наступлением сумерок оно становилось
все ярче.
Орда тянулась по черному, безмолвному шляху.
Впереди всех ехал Касим-паша и с суеверным страхом поглядывал вдаль.
Его белоснежный аргамак на глазах серел, покрываясь копотью. Иногда
чей-либо конь неосторожно разбивал копытом кочку, и тогда сыпались искры и
чудилось, что земля тлеет, накаливается и вот-вот вспыхнет всепожирающим
пламенем. Кони тревожно ржали, пугались, производили в рядах орды
смятение.
Опустилась темная южная ночь, чудовищно раскалилось небо, огромное
зарево охватило горизонт.
И опять Касим-паша в смертной тоске подумал: "Неужели погибель?"
К нему подъехал седобородый астраханец и посоветовал:
- Вели остановиться. За ночь все сгорит, немного остынет земля и мы
пойдем дальше!
У безвестного кургана разбили голубой шатер, и он сразу стал черным.
Касим-паша вошел в него и расположился на взбитых пуховиках. Он без конца
пил из кожаных бурдюков теплую протухшую воду и без конца думал о том, что
без воды и корма погибнут и люди и кони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48