Видно было, как в их багровом отсвете летали потревоженные птицы. Было и
красивое, и страшное в жарком степном пожаре.
Огненная лавина все ближе и ближе. Тревожно заржали кони в табунах и,
перепуганные, развевая гривы, понеслись к табору, опрокидывая и ломая все
на пути.
Огонь совсем рядом, рукой подать, но пламя вдруг стало ниже. На берег
в синей дымке легко и грациозно выскочила косуля. Ее бока при дыхании
бурно вздымались. Она подняла на длинной шее голову с небольшими рожками и
на мгновение застыла. Чуть-чуть, еле заметно поводила высокими прямыми
ушами.
Тут и Касим-паша встрепенулся, взмахнул рукой, - ему услужливо и
быстро подали лук и стрелу с блестящим острием. Он проворно схватил их.
Глаза паши по-юношески сверкнули, и он немедля нацелился в прекрасное
животное.
Но что случилось? Или дрогнула рука старого воина, или глаза изменили
ему, - стрела просвистела мимо, испуганная косуля взметнулась и, как
видение, исчезла. Касим-паша, бледный, расстроенный, вернулся в шатер и
упал на пуховики.
Тщетно утешала его новая наложница, молодая с дикими глазами татарка,
он стонал и горестно думал: "Позор, позор! Кто теперь из воинов поверит в
мою силу?"
В стане всю ночь не могли успокоиться, гомонили, спорили, и только
легли, а на востоке уже забрезжил рассвет. Всем казалось, - рано, очень
рано пришло утро. Солнце из-за гребня увала только брызнуло лучами, а уже
защелкали бичи - спаги поднимали людей на работу.
При ярком солнечном сиянии страшной выглядела степь. И откуда только
снова появился резвый ветер? Он гнал на работающих тучи едкой золы; она
проникала в легкие, скрипела на зубах и покрывала потные бронзовые тела.
Еще жарче, невыносимее жгло и терзало солнце, еще изнурительнее стала
работа!
В третьем часу пополудни от жгучей жары упал один из копачей канала.
Он лежал почерневший, с открытыми глазами, уставленными в белесое небо. К
вечеру легло костями в пыль еще десять копачей.
Касим-паша велел перенести его шатер к Дону, - тут легче дышалось и
не так тревожили крики недовольных воинов. Но и здесь он не находил
душевного покоя; рядом, на воде, уткнувшись носами в берег, неподвижно
стояли ладьи, а в ладьях чего-то зловеще ждали невольники.
Они злобно смотрели на золотой шатер, и Касим-паша сам слышал, как
бородатый русский полоняник громко сказал:
- Не дойдут они до Астрахани, все передохнут тут! А коли и дойдут, то
царь Иван Васильевич нашлет на орду свое войско, и тогда берегись, бритая
башка!
Касим-паша от ярости сжал зубы. Он проучит этого раба за его дерзкие
слова! По его приказу привели полоняника, скованного по рукам и ногам
цепями. Он был невысок ростом, худ телом, бороденка всклокочена. Жалок
человек, тщедушен, а глаза упрямые. Он не упал на колени перед пашой и не
взмолился.
Турок засопел, уставился на него злыми глазами.
- Ты кто? - спросил он по-турецки.
- Я - Семен Мальцев, посол государев! Ехал из ногайских улусов,
напали ордынцы, ограбили, изранили и в полон захватили. Повели освободить,
иначе Русь за меня стребует с салтана!
Касим-паша презрительно улыбнулся в бороду, промолчал. Глаза его жгли
русского, но тот спокойно продолжал, показывая на изувеченные руки:
- Гляди, что сталось! Гребцом на каторге был: и жаждал, и голодал, и
страждал. Доколе так со мною будет?
Он говорил так смело и гордо, что казалось, будто сам паша у него в
рабах. Руки полоняника перевязаны лохмотьями и на них засохла кровь.
- Я прикажу срубить тебе голову! - сказал Касим-паша.
- Мою срубишь, твою в уплату Русь достанет! Салтан царю тебя выдаст!
- громко ответил русский.
- Ух, шайтан! - сжал кулаки турок и закричал: - Много ли тебя есть -
хил и слаб, раздавлю, как червя!
- Сколько есть, весь тут! Умучить думаешь, - не боюсь. Русь сильна!
Он смотрел в глаза паши смело, и Касим чувствовал в его взгляде
непокоримую и непреодолимую силу. "Таких не сломишь!" - с досадой подумал
он и рассудил про себя: "Кто знает, что будет впереди, может и пригодится
в игре этот пленник?". И сказал паша:
- Я прикую тебя к пушке и ты не сбежишь, пойдешь с нами раскаленными
степями к Астрахани!
- Что ж, спасибо и на этом! - спокойно ответил русский. - Ведь и
Астрахань - наша родная, русская землица!
Касим-паша захлопал в ладоши, мгновенно появились два рослых спага и
схватили полоняника. Они увели Семена Мальцева и приковали его к пушке, а
каторги с гребцами-невольниками увели книзу, поставили подальше от
золотого шатра.
Работа по рытью канала невыносимо изнуряла войско. Только скрывалось
солнце и гасла заря, люди, еле утолив голод, валились на землю и засыпали
в тяжелом сне.
И тут пришла тревожная пора: от утомления засыпали не только
землекопы, часто находили сонной и стражу.
Стояли безлунные ночи. В лагерь врывались конные казаки. Бесшумно,
словно тени, проникали в стан и резали сонных ордынцев, янычар и спагов.
Когда всходило солнце, Касим-паша падал на коврик и молился аллаху:
- Великий и всемогущий, побереги мою жизнь. Что творится на этой
проклятой земле! Может, и в самом деле уйти степью?
Он советовался с ханом Девлет-Гиреем. Тот упорно молчал, а когда
открывал уста, то Касим-паша слышал:
- Я советовал мудрейшему и великому хункеру Селиму не спешить с
Астраханью. Русь хитра! И кормов в степи мало, а зимой тут гололедица и
бескормица, будут гибнуть люди и кони...
Глаза хана, черные и лукавые, непроницаемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48