— Гляди, гляди… Ишь черномазый крушит! Откуда что взялось?Кузнец разминал кости, гонял застоявшуюся кровь. Под его ударами люди падали, раздавались стоны, крики, ругань.Отряхнулся Никита, повел черным глазом, а перед ним в легком шушуне стоит стройная чернявая девка, покрытая большим платком в роспуск.Опустил кулаки перед девкой:— Ты кто?— Крепостная я. Может, и слыхали, дьяка Утенкова.— Слыхал! — сказал Никита и предложил девке: — Садись, до деревни довезу!Какой-то парень из ватажки орлом налетел на кузнеца. Туляк остановился, скинул шапку, склонил крепкую голову.Быть бы тут крепкому бою, но девка оттащила кузнеца, вскочила в сани. И понеслись в сельцо.У чернобровой девки горело от мороза лицо, блестели глаза.Она смеялась хорошим смехом.— Ты не бойся, — сказал кузнец. — У меня сын есть. Женить хочу. Как тебя звать?— Дунька, — отозвалась девка. — А сын-то каков?— Сын в меня, — похвалился кузнец.— Ежели в тебя, пойду за него. Выкупай!— Выкуплю! — уверенно сказал Никита. — Не я буду — выкуплю! Э-ге-гей!Кони понесли от озера. Поднимая снежную пыль, разудало гремя бубенцами, тройка влетела в сельцо. Мимо замелькали избы из крепкого, кряжистого леса, хибары, кузница. Из ворот выбежали любопытные бабы:— Гляди, цыганище девку уволок.— Гони к старосте! — крикнул ямщику кузнец.Кони подкатили к просторному, приглядному дому, крытому шатром в четыре ската. Девка выпрыгнула из саней и убежала к родным, а кузнец поднялся на крыльцо, стукнул кованым железным кольцом.Дверь распахнулась, на пороге встретила сухопарая старуха с умным лицом. Завидя хорошо одетого Никиту, она поклонилась ему:— Милости просим, батюшка!Кузнец вошел в избу, зорким глазом обшарил горницу, перекрестился на красный угол и уселся к столу.— Ну, хозяйка, корми гостя. Изголодался в пути. Да не скупись, в обиде не будешь!Вскоре на сковороде шипела румяная свинина. От приятных запахов во рту у кузнеца скопилась обильная слюна. В глиняной темной миске поблескивали промасленные блины, рядом — горячий горшок с топленым молоком. Вокруг стола по скамейке и подоконникам ходил черный кот, отфыркивался от аппетитных запахов, умильно поглядывал то на поблескивающее молоко, то на кузнеца и мурлыкал нежно, вкрадчиво.— А ты не вертись, страхолютик! Брысь, — прикрикнула бабка на кота и ударила его ложкой.Кот обиженно фыркнул и нырнул под лавку.Кузнец неторопливо ел.За окошком на улице ходили мужики в рваных армячишках, в стоптанных лаптях; всклокоченные, отощавшие крепостные боязливо поглядывали на оконце.«Ишь как запуганы старостой», — подумал кузнец.Стоял февраль; до вешнего разводья оставались считанные дни. «Не успеть в Москву-матушку да обратно в Тулу до всполья — пиши пропало!» — беспокоился Никита.В избу ввалился краснорожий мужик, староста.— Продай девку! — попросил кузнец.Староста бирюком поглядел на проезжего. Подумал: «Ишь выискался купец-молодец!»— Дорога девка, не купишь, — отозвался он сумрачно.— Куплю. Сколько хошь?— Десять рублей.Кузнец почесал за ухом:— Дорого! Это ж баба, а не конь. Ух ты! Ну, куда ни шло, будь по-твоему!— Ты что ж, батюшка, когда ее возьмешь? — спросила старуха.— Поеду из Москвы и увезу! А пока поберегите девку! — наказал кузнец.
Торопился Никита к царю. Скоро столица: оживленнее стали дороги, встречались ратные люди, скакали вершники, шли ополченцы, обгоняли боярские колымаги. В людных селах на въездах у царских кабаков шумно гомонил народ.Утром подкатили к Воробьевым горам, на них тихий зимний простор. По голубому зимнему небу легко и неторопливо плывут облака, по краям золотистые от солнца. Воздух колкий, хрустальный. Легковесны и стройны опушенные инеем березы. В их затаенной глуши — звонкий морозный треск; дятел долбит сухие лесины.На редколесье, на повороте, в дымках — Москва.Зубчатые белокирпичные стены дальнего монастыря. Черные прозоры бойниц, кое-где виднеются тупорылые пушки. За зубчатой стеной блеснули алебарды. Никита окинул простор, вздохнул: «Вот оно как!»За монастырем, за подернутой дымкой далью показались зубчатые стены Кремля. Вдоль них раскиданы зеленые шапки старинных башен, тайниц. Над ними — Иван Великий в позолоченной шапке. Церкви, церквушки, часовенки, зеленые черепичные перекрытия, красные, глазурные, с синеватым отливом; золото, серебро, слюда — все блестит и переливается на морозном воздухе.Москва! Москва!Никита Антуфьев снял шапку, перекрестился:«Вот она, матушка! Добраться бы к Петру Ляксеичу. Тут, чать, не Тула».Санки покатились под гору. Лицо кузнеца осыпали колкие снежинки. Он повеселел.
Царь Петр просто и приветливо встретил тульского кузнеца. Жил государь не в Московском кремле, где все напоминало стрельцов и ненавистную сестрицу Софью, а в Преображенском. Все у царя как-то наспех, по-походному: глядишь, вот снимется и ускачет по неотложным делам на другой край России. А дел-то было — не перечесть! Всю дорогу от Москвы до Преображенского Никита встречал людей разного звания: торопились туда и оттуда. Покрикивали форейторы, скрипели полозьями грузные боярские возки, скакали курьеры, в открытых санках торопились немчишки в Преображенское. На обширном дворе перед скромным, небольшим царским дворцом стояло много саней парадных, обшитых персидскими коврами, с медвежьими полстями; были тут и простые сани; под навесом навалены тюки с пенькой; у тына стояли оседланные кони; густо толкался народ — русские и иноземные купцы, солдаты, мастеровые, матросы. У крытого возка, прижав к груди лохматую голову верзилы, выла толстенная боярыня.— С чего это она ревет? — стал пытать Никита форейтора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19