Или, что более вероятно, досадить каким-то неизвестным
фактором, сопутствовавшим ружейной пальбе или метанию копья.
И тогда слышался всего лишь какой-то намек на звук - как будто некий
гитарист уже прикоснулся самыми кончиками пальцев к струне, но в последний
момент передумал извлекать из нее звук, а пальцы отреагировали на это
решение с некоторым запозданием. И после того, как раздавалось нежное и
едва уловимое "дзынь", совершенно не производящее какого-либо особого
впечатления, стрелок оказывался обезоруженным. Он так и оставался стоять в
полнейшем недоумении, тупо проводя взглядом по ничего не держащим, но еще
согнутым пальцам, по устремленному вверх локтевому сгибу руки, по
напрягшемуся в ожидании отдачи плечу, напоминая не очень-то
сообразительного ребенка, который забыл, когда нужно кончать игру. Ни
самого ружья, ни даже каких-либо отдельных его деталей после этого уже
никогда не находили. А пришелец продолжал вести наблюдение - все так же
сосредоточенно и беззастенчиво нагло.
Такое "дзынькание" направлено было, главным образом, против различных
видов оружия. Однажды, например, "дзынькнулась" стопятидесятимиллиметровая
гаубица, в другой раз такая же участь постигла мускулистую руку,
занесенную с целью швырнуть еще один камень - она просто исчезла под
аккомпанемент едва слышного волшебного звука. Но иногда случалось и так -
может быть, пришелец просто оказывался несколько небрежным? - что живой
человек, еще мгновенье назад такой разъяренный и настроенный самым
решительным образом, вдруг весь целиком "дзынькался" - и только его и
видели!
При этом, очевидно, не применялось какое-либо оружие, а следовала
реакция вроде шлепка в ответ на укус комара. Хебстер, вздрогнув, припомнил
случай, когда вытянутая черная "бутылка" пришельцев, заполненная
непрерывно перемещавшимися янтарными точками, зависла над только что
произведенным уличным раскопом, привлеченная зрелищем множества людей,
копошащихся в земле прямо под нею.
Один рыжебородый гигант-ирландец, огромный, как секвойя, долбил
неподатливый манхэттенский гранит и так заработался, что пот уже совсем
залил ему глаза. Когда он чуть разогнулся, чтобы смахнуть пот, краем глаза
увидел над собой мерцавшие точки.
Прорычав нечто нечленораздельное, он высоко поднял пневматический
молоток, продолжавший громко стучать, как бы бросая шумный и дерзкий, но в
общем-то, совершенно безобидный вызов небу, терпящему присутствие столь
наглых соглядатаев. Товарищи по бригаде почти не обратили внимания на эту
выходку, а вот вытянутый, весь в крапинку представитель явившейся со звезд
расы перекувыркнулся в небе с одного конца на другой и - "дзынькнул".
Тяжелый отбойный молоток на какое-то мгновенье как бы сам собой завис
в воздухе, затем рухнул вниз, словно догадавшись о том, что исчез его
повелитель. Исчез? Впечатление было такое, что его вообще никогда не
существовало. Настолько полным было это исчезновение, настолько
мгновенным, что никто не успел даже глазом моргнуть и не ощутил
какого-либо дуновения воздуха. Никто из окружавших ирландца рабочих при
этом ничуть не пострадал. "Дзынькание" производило впечатление некоего
действа поистине космического штаба, противоположного акту творения.
"М-да, - отметил про себя Хебстер, - делать какие-либо угрожающие
пришельцам жесты - чистое самоубийство. И притом, как это было доказано
бессчетное число раз, совершенно бессмысленное". А с другой стороны,
агрессивность, характерная для сторонников движения "Человечество превыше
всего!" была вполне объяснима. Какой же подход к этой болезненной проблеме
был ближе всего ему самому?
Покопавшись у себя в душе в поисках чего-либо такого, что могло быть
предметом абсолютной, совершенно непогрешимой веры, Хебстер довольно
быстро нашел то, что искал.
"Я умею делать деньги, - напомнил он самому себе. - Вот каково мое
призвание и моя обязанность. Это то, чем я при любых обстоятельствах смогу
заниматься".

Но настоящее потрясение испытал Хебстер, когда принадлежащая фараонам
машина в конце концов дотащилась до унылого приземистого здания из
красного кирпича, занимаемого когда-то складом боеприпасов, а теперь
приспособленного для нужд ОСК. На противоположной стороне улицы была
расположена табачная лавчонка, единственная на весь квартал. Фирменные
названия различных сортов сигарет, еще недавно украшавшие фасадную витрину
лавки, были закрыты огромными лозунгами, тщательно выписанными
позолоченными буквами. Подобные транспаранты в последнее время стали
довольно привычными - но в непосредственной близости к одному из
учреждений ОЧ, всемирно знаменитой Особой Следственной Комиссии?
Верхняя часть витрины демонстрировала партийно-политическую
принадлежность владельца лавки тремя огромными словами, кричавшими на всю
улочку:
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО!
Под этим лозунгом, точно в центре витрины красовалась огромная
эмблема организации. Переплетенные между собой золотые буквы ЧПВ опирались
на символическое изображение огромного лезвия безопасной бритвы.
А еще ниже эта же тема развивалась более пространно, однако все в той
же лозунговой манере - в выполненной от руки корявой надписи:
"Человечество превыше всего, везде и во все времена!"
Но куда более мерзкой была надпись, прикрывавшая верхнюю часть двери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32