На минуту я заколебался. Такого плана у меня не было (в задумке была
Норвегия). Но Германию - я любил. Наверно оттого, что в детстве с
удовольствием учил немецкий язык, и стихи немецкие наизусть, и целыми
летними месяцами читал то сборник немецкого фольклора, "Нибелунгов", то
Шиллера, заглядывал и в Гёте. В войну? - ни на минуту я не связывал Гитлера
с традиционной Германией, а к немцам в жаркие боевые недели испытывал только
азарт - поточней и быстрей засекать их батареи, азарт, но нисколько не
ненависть, а при виде пленных немцев только сочувствие. Так и жить теперь в
Германии? Может быть, это и было бы правильно. Но грезилась Норвегия, а
пока-то, пока-то вот сейчас - ну конечно в Цюрих, и главное, о чём два дня
назад и подумать не мог: ведь недописанный "Октябрь Шестнадцатого" так был
скуден подробностями ленинской жизни в Цюрихе, ничего ведь позаочью не
представишь, - а теперь сам, вот, хоть завтра увижу?
С благодарностью, не наотрез, но пока отклонил.
Посидели сколько-то с Бёллями, не успели никакие мысли наладиться - снаружи
известие: приехал и хочет меня видеть Дмитрий Панин с женой (со второй
женой, с которой он эмигрировал, я её не знал). Я изумился: да ведь он же в
Париже? с какой же лёгкостью так сорваться - и сразу перелететь? и не
осведомить заранее? Да представляет ли он всё стеснение моего духа и времени
сейчас?
Но это был Митя Панин, мой лагерный друг, "рыцарь Святого Грааля", надо было
его знать! Лет пять назад читал я рукопись его философской работы, как
понять человечество и как его спасти. Допытывался у него: а - с чего же
начать? Что именно делать сейчас? Но ему всегда была важна только
законченность конструкции мировоззренческой, а практика? - это мелкое дело,
это сделает кто угодно второстепенный. (Неотчётливое ощущение реальности и
возможных движений в ней. Так, в 1961 он резко осуждал, что я дал "Ивана
Денисовича" в "Новый мир" и тем приоткрыл своё подполье: надо было
продолжать таиться взакрыте.) Спасение нашего народа от коммунизма? да очень
простое: надо убедить Запад дать общий слитный ультиматум: откажитесь от
коммунизма или мы вас уничтожим! - вот и всё. И советские вожди несомненно
капитулируют. (Я поднял его на смех.) Недоработка лишь в том, твёрдо видел
он, что западные страны - в расстройстве, не действуют в одном строю, вот и
де Голль безрассудно отъединился от НАТО. Чтобы их сплотить - надо
действовать через Папу Римского ("Крестовый поход!"). Два года назад Митя и
взял на себя, так и быть, практическую эту задачу: он сам убедит Папу
Римского! для этого вместе с новой женой выехал по её израильской визе. И -
был-таки принят Папой. Увы, Папа не усвоил такого прямого и простого образа
действий. Тогда Митя стал готовить почву сам, издал книгу "Записки
Сологдина" (его фамилия в "Круге первом") и ездил по Европе с презентациями
её и с афишами, где с малого фото была увеличена наша с ним обнимка по
плечам. Лекции были призывно-боевыми, всем безотлагательно подниматься и
сплачиваться против коммунизма, - но неразумные европейцы откликались вяло.
Часть из этого я знал ещё в СССР по левым письмам и газетным вырезкам,
остальное он досказал мне теперь. Мы присели с ним в первой комнате, а жена
его перешла в гостиную, к красным свечам и нашей остальной компании. Так вот
с чем приехал Митя: немедленно объявить и продемонстрировать перед этим
скопищем прессы наш с ним Блок и Союз против коммунизма, насмерть.
(Распределение обязанностей он всегда понимал и писал мне так: ты -
стремительный фрегат с расцвеченными парусами, а я в нём - трюм идей,
арсенал, вместе мы будем непобедимы!) Боже, как это не вмещалось не только в
мои первые часы прилёта, не только в мои усилия осваиваться в новом
положении, но в простое же человеческое жизненное понимание: ну, кто же так
чего-нибудь добьётся? ну, только на смех себя выставить. Нет! Митя этого не
понимал. Бесполезно прошли все мои доводы, он был больно ранен моим отказом,
забрал жену и уехал в обиде, если не в гневе.
А тут новый вызов: приехал и просится ко мне Янис Сапиет из русской секции
Би-Би-Си (известный всем слушателям как "Иван Иваныч") - ну как его не
принять? И - теплейший, милейший оказался человек, и голос какой знакомый
издавна. Уговорил он меня записать тут же интервью - да ведь для советских
слушателей, и в самом деле надо. Записал (а чтбо - не помню.)
Мой паспорт на руках, можно бы и ехать, не утомляя больше Генриха. (Как бы
не так! весь мир узнал, что я у него, - и теперь почти месяц будут литься
сюда телеграммы, письма, книги - и его секретарю труд регистрировать и всё
пересылать в Цюрих.) И Бетта, и Хееб думали, конечно: лететь. Германию,
значит, и глазком не посмотрим? А нет ли подходящего поезда? Нашёлся: завтра
утром сядем в Кёльне и ещё засветло будем в Цюрихе. Великолепно.
Утром рано простились с гостеприимными Бёллями, поехали автомобилем. (А их -
всё ещё стояло несколько десятков в узких улицах посёлка, теперь все
заворачивали ехать за нами.) Вкоротке достигли кёльнского вокзала, ничего в
окно не рассмотрев, и наспех поднялись, чуть не лифтом, на нужный перрон, за
две минуты до прихода нашего поезда.
Но эти две минуты! Прямо передо мной, ничем не загороженный, во всю свою
стройность стоял - красавец, нет, слово не то, - чудо, Кёльнский собор! Даже
не изощрённая отделка, а сколько глубины мысли и тяги к небесам в этих
башнях, в этих шпилях. Я задохнулся и смотрел, разинув рот. (А проворные
корреспонденты, уже на перроне, фотографировали, "как я смотрю".) И тут же -
подошёл и поглотил нас поезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15