Она не могла не уловить вашей уклончивости, не могла не
подозревать, что причины хуже, чем вы туманно намекаете. И сейчас вы
признались, что причина гибели Павла в каких-то ваших действиях. Она,
разумеется, сразу поверила и мигом возненавидела вас, верно? - Все верно.
- Что было дальше? - Дальше был расчет крепости психо-диполя, один конец
которого - ненависть, а другой - любовь. Диполь оказался достаточно
прочным, чтобы в течение примерно пяти дней, форсируя аппаратуру, вырвать
Жанну из падения в прошлое. - И этих пяти дней я не дал, запретив все
работы в институте? - Да, Рой. - Но исповедь не закончена, правда ведь? -
Не закончена, Рой. - И конец ее будет в том, что вы надумали обеспечить
спасение Жанны своей собственной гибелью? Что вы повторите
самопожертвование Павла, только подрассчитали надежней? Он-де был
гениален, но в панике не все учел. А вы в тот момент, когда ворвались в
лабораторию, в панике же не сумели остановить процесс в точке равновесия.
Зато сейчас ошибки не сделаете. - Все точно, Рой. - И надеетесь, что я
разрешу вам самоубийство ради спасения Жанны? - Да, Рой. - Какие у вас
основания на это надеяться? - Рой, это же просто! Если не погибну я,
погибнет Жанна. В создавшейся ситуации одна смерть неизбежна. Но моя
гораздо моральней. - Моральней? - Да, Рой. Я должен понести какую-то кару
за то, что разрешил эти эксперименты. Жанна их участник, но в происшедшем
неповинна, к тому же она уже жестоко наказана. Сочтите мою смерть формой
самонаказания, продиктованного собственной совестью. Неужели вы думаете,
что я смогу продолжать жить, отягченный двумя смертями по моей вине? Не
преувеличивайте моей научной любознательности. Через два трупа она не
перешагнет. Рой заметался по комнате. От его невозмутимости не осталось и
следа. Он негодовал, он был в неистовстве. Даже у вспыльчивого Антона
Чиршке, Повелителя Демонов, я не знал такого приступа гнева. Рой кричал,
что наложил запрет на работы в институте, ибо догадывался, что в нем идут
какие-то тайные исследования, ставшие причиной катастрофы. И был уверен,
что веду их я, именно я, а не другой - я всем видом показывал, что таю за
душой секрет. И что он, Рой Васильев, абсолютно не сомневался, что рано
или поздно я приду с повинной. Даже тематику тайных исследований он смутно
подозревал, во всяком случае, очень уж большой неожиданности в моих
объяснениях не нашел. Но что я сделаю его участником неразрешенного
поиска, он и помыслить не мог. Поставить его перед дилеммой самому решать
- кому жить, кому умереть! Ведь это что! Я исповедался и теперь ожидаю
отпущения грехов, так? А ответственность за новую неизбежную трагедию
возлагаю на него, да? И это он должен вытерпеть? - Не предваряю ваших
решений, Рой, - сказал я, когда он выкричался. - Но хотел бы знать: что вы
решили? - Ничего не решил! - сердито ответил он. - Даже представления не
имею, какое возможно решение. - Но что-то вы, несомненно, предпримете и
какое-то мнение составили? Он с усилием взял себя в руки. - Предприму я
вот что. Вызову Чарльза Гриценко и передам ему наш разговор. Пусть и ваш
директор знает, какие исследования совершались втайне от него. Будем
вместе искать выход. А мнение мое таково: права на тайный научный поиск у
вас нет, но право на помощь вы имеете.

9

- Права на поиск у тебя нет, право на помощь ты имеешь, - сказал мне
Чарли, словно слышал последние слова Роя в моем разговоре с ним.
А вспыльчивый Антон Чиршке, Повелитель Демонов, сердито добавил:
- Я разобью все твои аппараты, измочалю тебя всего. В этом не
сомневайся. Но это будет потом. Раньше надо спасти тебя.
Они пришли ко мне втроем. Рой молча уселся в сторонке, подальше от
аппаратов - мне кажется, он испытывал к ним недоброжелательство: не то
опасение, не то прямое отвращение. Впрочем, он постарался показать свою
обычную невозмутимость: забросив ногу на ногу, лениво покачивал ею. Он
только слушал, не вмешиваясь в обсуждение. Это, наверное, была наиболее
типичная для него манера поведения: спокойно переводить взгляд с одного на
другого, ничем не выдавать, какое предложение нравится, какое вызывает
протест. Таким его знали все, кто встречался с ним на Урании. И мне уже не
верилось, что этот человек метался по комнате, кричал, ругался и, похоже,
готов был закатить мне здоровенную пощечину. В те минуты гнева от
рукоприкладства его останавливало, по-видимому, лишь то, что оплеухи не
могли предотвратить надвигавшуюся беду и даже самые увесистые неспособны
были стать веским аргументом. Своей нынешней подчеркнутой отстраненностью
он показывал, что несдержанности больше себе не позволит.
А Повелитель Демонов кипел и бурлил. Он первым вошел, точнее,
ворвался в лабораторию и минуты три только ругался, яростно доказывая, что
на наши с Павлом научные достижения ему чихать, а губить Жанну он не
позволит. Она прелестная женщина, и лучше ее никто не изготовит пластинки
для сепарации молекул по скоростям. И меня он тоже не позволит губить, я
хороший парень. Вот еще вздор - ценой своей жизни исправлять глупейшие
научные ошибки, нет, куда это годится, он спрашивает! Боюсь, в таком
возбуждении Антону реально вообразилось, что имеются два Эдуарда Барсова.
Один - его приятель Эдик, тихий скромница, неплохой экспериментатор, в
общем - добряк, и попал тот добряк в беду, из которой его надо немедленно
вызволять!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36