Это было великое
открытие, таким его и восприняли на Земле. На Урании выстроили специальный
институт для хроноэкспериментов. Чарли пригласил меня на Уранию, мы с ним
друзья еще со студенчества. Я возглавил лабораторию хроностабилизации -
тематика прямо противоположная той, какую исследовали в других
лабораториях института, там ведь доискивались, как время изменить, а не
стабилизировать. С Земли прилетел Павел Ковальский, Чарли направил его ко
мне. Павел, молодой доктор наук, специалист по хронофизике - дисциплине,
созданной в основном трудами Чарли, - привез отличную характеристику:
широко образован, умело экспериментирует, годен для выполнения сложных
заданий. Павел не оправдывал своей характеристики, он был гораздо выше ее.
В характеристике не было главного: Ковальский всегда шел дальше задания.
Он был ненасытен в научном поиске. Я долго не понимал, почему Чарли
определил Павла в мою лабораторию, у меня ведь трудно совершить открытие,
задача у нас - поддерживать постоянство, а не выискивать чрезвычайности. Я
попенял Чарли, что он не уловил научного духа Павла. Чарли ответил:
"Полностью уловил, поэтому и направил его к тебе. Хочу вытравить из
Павла этот самый дух чрезвычайности. Лучше это делать у тебя".
"Чарльз Гриценко в роли душителя научной инициативы - зрелище если и
нс для богов, то для дьяволов!" - воскликнул я со смехом. Кто-кто, а уж
Чарли не из тех, кто глушит научную инициативу.
"Стремление всегда совершать открытия - не научная инициатива, а
научная халтура! - выдал Чарли очередной парадокс. - Настоящий ученый -
изучает. Халтурщик - ошеломляет. Наша задача сегодня: изучить
закономерности тока времени, а не выламывать его в циркаческих трюках".
"Я раньше думал, что развитие науки идет от открытия к открытию, -
сказал я, - что великие открытия - ступеньки подъема науки и что гении
научной мысли..." "Гении, гении! - прервал он сердито. - Гений доходит до
открытия в результате великого постижения проблемы. Он планирует для себя
понимание, а не открытие. Павел не гений. Его жадное стремление к
необычайности неизбежно выродится в поверхностное пустозвонство. Его так и
подталкивает работать на публику, а не на науку".
Кое в чем Чарли был прав, но в одном ошибся. В Павле гнездился гений,
а не халтурщик. Он вышел за грань стабилизации времени ради интереса
узнать, что там, за межой, а не для того, чтобы ошеломить заранее
ожидаемой неожиданностью. Он был ненасытен именно к пониманию, всей
натурой заряжен на изучение. Объяснять это Чарли было бы пустой тратой
времени. Чарли составил свое твердое мнение о Павле, и никакие уговоры не
заставили бы его изменить это мнение. Аргументом могли быть только
реальные результаты, а не слова.
В моей лаборатории Павел скоро поставил опыт на себе. Он сделал это
тайно, не только Чарли, но и я не разрешил бы столь рискованных
экспериментов. И опыт увенчался блистательным успехом. Павел совершил
воистину великое открытие, даже не одно, а два.
- П тогда впервые поделился с вами, чем втайне от вас занимался? -
вставил реплику Рой.
Так и было, подтвердил я. Павлу захотелось узнать, можно ли
воздействовать трансформаторами атомного времени на биологические
процессы. Еще Чарли установил, как он и докладывал вам, что в атомной
области выход в прошлое имеет нижний и весьма близкий предел - в дальние
древности не уйти. Зато выход в будущее не имеет границ. Идея Павла
звучала просто. Биологические системы, в отличие от неорганики, с которой
оперировал Чарли, построены иерархически. В мертвой материи изменение
времени отдельных атомов мало влияет на соседние. Взять кусок гранита,
перебросить половину его атомов на тысячу лет вперед или тысячу лет назад
- что изменится? Миллионы лет назад этот кусок гранита был гранитом,
миллионы лет спустя будет гранитом. А в биологических системах изменение
времени какого-нибудь управляющего центра в мозгу немедленно отзовется на
всем организме. Перебросьте тысячу важных нейронов мозга в будущее,
отодвиньте их в прошлое - весь организм испытает потрясения. Центр
управления организмом, переброшенный искусственно в будущее, властно
потянет в будущее всю подчиненную ему биологическую систему - все процессы
убыстрятся, организм как бы заторопится жить, зато и постарение наступит
скорей. А затормозив ток времени, мы замедлим пребывание организма в его
настоящем времени, законсервируем его "сейчас", он будет пребывать все тем
же, хотя вокруг все будет идти вперед, в свое будущее.
- Что-то вроде этого я читал в старинных книгах по фантастике, -
сказал Рой. - Не вижу пока, какие открытия совершил Павел Ковальский. Вы
говорили даже о Двух.
Да, речь идет именно о двух открытиях. Первое состояло в
доказательстве того, что ток обратного времени в биологических системах
возбуждается легче, чем в неорганических. Не остановка времени, не
консервирование наличного "сейчас", а реальный уход в прошлое, до полного
обращения в ничто. Иначе говоря, омоложение до уничтожения. Ибо развитие
организма всегда ограничено двумя близкими пределами времени - моментом
рождения и моментом смерти, он может балансировать только между этими
двумя межами. И его движение в узких границах жизни - процесс
автоматический. Все, что рождается, должно умереть. Можно замедлить
поступательный ход к концу, но нельзя его отвергнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36