на солнце светлыми пятнами мелькали голые руки гребцов.
Повсюду на тротуары были вынесены столики; из бистро тянуло свежим пивом. На берегу оставалось еще немного речников. Изнемогая от жары в тугих крахмальных воротничках, они переходили из бистро в бистро, и лица их становились все красней и красней.
Через час в кафе на набережной Мегрэ узнал, что Гассен не вернулся на баржу, а снял комнатку у Катрин.
Глава 8
Наступило воскресенье. Такое, каким оно бывает только в воспоминаниях детства: нарядное, свежее, с сияющим голубым небом и синей-синей водой, в которой тихо покачиваются удлиненные отражения домов. Даже красные и зеленые кузова такси казались ярче, чем в обычные дни, а пустые гулкие улицы веселым эхом отзывались на малейший звук.
Мегрэ велел шоферу остановиться, не доезжая до Шарантонского шлюза, и Люкас, который вел наблюдение за Гассеном, вышел из бистро ему навстречу.
— Все в порядке. Вечером пил с хозяйкой, но из дома не выходил. Сейчас, скорее всего, спит.
Палубы судов были так же пусты, как улицы. Лишь на одной небольшой барже парнишка, сидя у штурвала, натягивал на ноги праздничные носки. Кивнув на «Золотое руно», Люкас продолжал:
— Вечером полоумная все беспокоилась, то и дело выскакивала из люка, а раз даже добежала до того вон бистро на углу. Речники ее увидели и пошли искать старика, но он не пожелал вернуться на баржу… После похорон и всего прочего между ними что-то встало. До полуночи на судах толпился народ, все смотрели сюда. Да, вот еще что: у Катрин снова танцевали.
Музыку было слышно аж со шлюза. А речники так и оставались при параде. Одним словом, полоумная, похоже, в конце концов уснула; зато сегодня утром, едва рассвело, она уже бродила босиком туда-сюда, как кошка, когда у нее отберут котят. Сколько людей перебудила: часа два назад вы бы во всех люках увидели пары в одних рубашках. Но никто ей так и не сказал, где старик. Думаю, так оно и лучше. Потом какая-то женщина отвела ее на «Золотое руно», они и сейчас там — завтракают вдвоем. Глядите! Вон из камбузной трубы повалил дым.
Теперь дымило большинстве судов, разнося вокруг аромат горячего кофе.
— Продолжай наблюдение, — распорядился Мегрэ.
Он не сел снова в такси, а вошел в танцзал, дверь которого была открыта. Хозяйка обрызгивала водой дощатую площадку, готовясь ее подмести.
— Он наверху? — спросил комиссар.
— Кажется, встал: я слышала шаги.
Мегрэ поднялся на несколько ступенек и прислушался. Там и вправду кто-то ходил. Потом открылась дверь, высунулся Гассен с намыленным лицом, посмотрел, пожал плечами и вернулся к себе.

Большой, с двумя флигелями и обширным двором, загородный дом Дюкро в Самуа был отделен от Сены бечевником.
Когда подъехало такси, Дюкро уже ждал у ворот. Он был в своем обычном синем костюме речника, на голове — новая фуражка.
— Отошлите машину, домой вас отвезут на моей.
Он подождал, пока комиссар расплатится, почему-то собственноручно запер калитку, сунул ключ в карман и окликнул шофера, который в глубине дома мыл из шланга серую машину.
— Эдгар! Никого не впускай, а если увидишь, что кто-то шляется около дома, сразу меня предупреди.
Потом пристально посмотрел на Мегрэ и спросил:
— Где он?
— Одевается.
— А как Алина? С ней все в порядке?
— Она его искала. Сейчас у нее там соседка.
— Хотите перекусить? Обед будет не раньше часа.
— Спасибо, нет.
— Стаканчик?
— Нет, сейчас не надо.
Дюкро остался стоять во дворе. Оглядел дом и, указав концом трости на одно из окон, заметил:
— Моя старуха еще не оделась. А молодые — слышите? — уже ругаются.
И в самом деле, из открытых окон комнаты на втором этаже доносились довольно громкие голоса.
— Огород у нас за домом, там еще остались старые конюшни. Дом слева принадлежит одному крупному издателю, а справа живут какие-то англичане.
Все пространство между Сеной и лесом Фонтенбло занимали дачи и виллы. С соседнего участка, примыкавшего прямо к саду Дюкро, доносился глухой стук теннисных мячей. На краю лужайки в качалке отдыхала старая дама в белом.
— Вы в самом деле не хотите выпить?
Дюкро казался не в своей тарелке, словно не знал, что ему делать с гостем. Он был небрит, веки устало опущены.
— Вот так-то! Здесь мы проводим воскресные дни, — он сказал это так, словно вздохнул. — Представляете, что за жизнь!
Вокруг все было спокойно; резкими пятнами чередовались свет и тень; сквозь листву вьющихся роз белели стены, землю покрывали ровные крупинки гравия. За оградой неторопливо текла Сена, ее поверхность бороздили лодки. По бечевнику разъезжали верховые.
Показывая гостю усадьбу, Дюкро повел его в огород.
По грядке салата бродил павлин. Дюкро, ворча, кивнул на него:
— Фантазия дочери. Думает, это самый шик. Хотела завести еще лебедей, да у нас нет воды.
Внезапно, посмотрев Мегрэ в глаза, он спросил:
— Ну, так как, остаетесь при своем мнении?
Вопрос был неслучаен. Дюкро давно, во всяком случае, еще накануне обмозговал его и теперь не мог думать ни о чем другом. Оттого-то он и был мрачен — вопрос имел для него первостепенное значение.
Мегрэ посасывал трубку, провожая взглядом кольца дыма, уходившие вверх и таявшие в прозрачном воздухе.
— Я расстаюсь с полицией в среду.
— Знаю.
Они отлично понимали друг друга, только виду не показывали. Не случайно же Дюкро сам запер калитку и тем более не случайно прогуливался с Мегрэ по усадьбе.
— Вам этого недостаточно? — спросил комиссар так тихо, так отстраненно, что можно было усомниться, сказал ли он что-нибудь вообще.
Вдруг Дюкро остановился и принялся старательно рыхлить маленькими граблями землю вокруг смородиновых кустов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34