Владимир БЕЗЫМЯННЫЙ
ОЧИЩЕНИЕ ТЬМОЙ


"...При очистке Неглинного канала находили
кости, похожие на человеческие..."
Владимир Гиляровский "В глухую"

7 ИЮНЯ. В КАТАКОМБАХ. ПРОЛОГ
Паскудно я рос. Сорняк, дерьмо. Отца нет. Мать - пьяница и шлюха.
Сестра - тоже шлюха, но уже не пьет. Здесь, под землей, своих ублажает.
Водки-то у нас не признают. Старшие, правда, бывает, попивают, а нам,
малышне, если заметят - башку оторвут. Матери всегда было плевать, где я
шляюсь. Избавилась от лишнего рта - и хорошо. Она у меня не красавица, да
и сам я, видишь, не больно хорош собой. Плюгав, как говорится. Тьфу, да ты
же ничего не видишь. Ну вот, воровал я с малолетства, в одиночку. Редко -
с пацанами. Не люблю. Дерьмо. Под ремнем все выложат. Ох, мать у меня
умела "горячие" отпускать! Сесть потом невозможно. С оттяжкой била,
грамотно. Кому такое понравится? Но я не долго это терпел. Как раз мне
десять стукнуло, я, как положено, братве вермут выставил. Дело было не
чердаке, как дошло до поблевать - бабки внизу во дворе встали на дыбы.
Нажаловались родителям пацанов, а те насели на мою мамку. Она как раз уже
приняла - достаточно, чтобы отвязаться, но мало, чтобы с копыт долой.
Хвать меня за волосы: "щенков своих поишь, а матери родной хоть бы стакан
налил!" И ну драть. Я уже тогда без бритвы не выходил, даже пацаны
постарше знали, что за мной не заржавеет. Одним словом - три пальца
подчистую отчекрыжил. Крови, крику!.. известно, за такое - дорожка одна, в
спецшколу. Хорошо, уже лето, считай, началось. Школа кончилась, теплынь.
Да и какая там школа, когда я уже в другой обучался - побольше матери
таскал. Домой мне теперь ходу не было. Беспалая - ей такую кликуху
прилепили - поклялась меня изувечить. Она могла, ей плевать, сын или кто.
А жить было можно, только места надо знать. Вокзал, базар... Конечно, если
поймают - на куски порвут, торгаши еще злее наших сектантов. К кавказцам
лучше и вовсе не подходить, а гнилой мандарин на месте удавят. Вот на
вокзале стащить чего - милое дело. Спешка, суета, разбираться некогда.
Помню, я хороший чемодан отвернул, жирный. До лаза в катакомбы меньше
трамвайной остановки. Я туда - уже научен, как-то сумку слямзил, прямо на
площади стал шерстить, так еле ноги унес от патруля. А в подземелье
спокойно. Нет, забредает, конечно, дерьмо всякое: флакушки там из-под
одеколонов валяются да фанфурики аптечные. И только я сел распечатывать -
удар по голове и темнота. Вот, попробуй, шрам, бугры какие-то. Может, от
этого у меня голова расплывается, когда пробую думать. Метелили они меня -
жуть. Иногда сознание вспыхивало, словно лампочка зажигалась, - бьют. За
что? Чтоб не воровал, что ли? Так сами же - первые воры, только денег в
руки не берут. Вера им запрещает касаться всего, где государственные
знаки. Это мне никак не понять. Но грамотные - книг здесь уйма. Ты в
голове и сотой доли того не удержишь, чему тут учат. Только хилые они все.
Я и сам не культурист - в катакомбах не так мускулы, как быстрота нужна.
Те, что здесь родились, на пауков смахивают. А недавно одного учителя сами
ухлопали. Он и раньше, на верхе, чего-то там долбил детишкам. Любил
малышей. Особенно мальчиков. Да и девочкам под юбки заглядывал. Он, когда
ушел из школы, попрошайкой стал: рожу скорчит - дебил дебилом - и пошел с
протянутой рукой. Короче, любовь к детям его и погубила. Приговорили по
всем правилам - именем братства и светлой памяти графа Толстого... До сих
пор не пойму, какое отношение имеет граф к нашим катакомбам... Поначалу-то
я все озирался, откуда удара ждать. А что? Могли, как клопа, задавить, и
как звать не спросили бы. Здесь и фамилий-то нет. А кому они нужны,
милиции для карточки? Нет, шалишь! Секта своих не отдает. Но и не
отпускает. Можно, конечно, уйти, только достанут из-под земли и сердце
вынут. Знаешь как говорят: "Твое сердце принадлежит нам! Мы тебя в свою
семью приняли, теперь ты - наш до гроба!. А гробов здесь не бывает. В
дальней штольне, где не продохнешь, там и сбрасывают трупы. Свалка.
Старух, стариков, короче - отработанный материал. А с пополнением проблем
нет. Бабы рожают регулярно, каждые девять месяцев. И хотя дети мрут как
мухи, так что и половина не выживает, народу прибавляется. Это только
Старших братьев всегда мало, сколько было, столько и есть. Они все знают,
все видят, что творится на земле и под землей, знают и кого наказать, кого
поощрить. Насчет наказать у них фантазия богатая, с поощрениями пожиже:
девочки да кварцевая лампа. Почти никто не пьет и не курит. И, веришь даже
не тянет. Загипнотизировали нас, что ли? Даже когда на свет выбираюсь, не
хочется. А я на работу, считай, каждый день выхожу. Если что-то серьезное,
- квартиру там почистить или лавку кооперативную - тогда с напарником. С
тем самым, что меня метелил в первый раз за чемодан, а потом пригрел.
Держался я из последнего: зубы сжал и - нате, бейте, гады! Они и рады
стараться. Лупят, а я молчу. Им это понравилось, а я просто почти все
время без сознания был и вообще решил, что это милиция. Одно в голове:
"Только бы не в спецуху!" Короче, прижился я у них, очухался, огляделся.
Дома у меня, считай, не было, теперь появился. Темный, суровый, с особыми
законами, но все-таки дом. Здесь все другое. Главное правило - "кто не
работает, тот не ест". Один раз электрики месяц промучились, кабель на
поверхность выводили, чтоб телевизор смотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42