- Там великолепные номера, это недорого, всего двадцать долларов...
Знать бы ему, где я сегодня ночевал...
Беседовал с работниками Общества содействия переводам русской литературы. Им трудно. Книг они получают мало, да и не те получают книги, какие бы следовало. Они, например, совершенно не знакомы с современной грузинской, киргизской, латышской, азербайджанской прозой и поэзией; они только сейчас услыхали о Юрии Бондареве, Василе Быкове, Юхане Смууле. Они ничего не знают о Василии Шукшине, Астафьеве. В университете Васеда, где изучают русский язык, получают только два наших толстых журнала.
- Среди переводчиков, - говорил мне Кано-сан, милейший парень, переводчик и литератор, - удачлив лишь тот, кто может заполучить журнал или книгу. Неважно, в какой мере он знает русский язык и в какой чувствует японский. Важно, что он владелец товара. Я, - продолжал Кано, - провел опрос среди самых известных переводчиков русской литературы. Никто из "их толком не знает ни Смирнова, ни Дороша, ни Радова, ни Георгия Семенова. А без этих людей сегодняшняя литература Советского Союза - понятие сугубо относительное. Сложность еще в том, что те люди, которые могут "выйти" на издательство, обязательно должны иметь рекомендацию профессуры, "столпов русской филологии". А рекомендует профессор в том случае, если человек в течение двух-трех лет работал у него ассистентом. А ведь ассистент - это снова японская традиция должен быть безымянным вторым "я" профессора, мальчиком на побегушках, автором его работ. Поэтому в ассистенты идут, как правило, люди бездарные, зарабатывающие не знания, а вес в обществе, визитную карточку. (Все в один голос говорят, что единственное исключение - профессор Курода. Я с ним увиделся потом, - нежный, веселый "пергаментный" старик, великолепный "русист".)
Встретился с двумя парламентариями-социалистами. Они всерьез озабочены растущими контактами Штрауса и Пекина. Утверждают, что первую атомную бомбу Мао помогали делать бывшие нацисты. (Между прочим, именно с этого и начался замысел "Бомбы для председателя". В Западном Берлине я "ходил" вокруг проблемы, а тогда, в Токио, я решил, что это важнейшая тема.)
Вечером, когда я возвращался в отель, ко мне подошла женщина. В руке у нее подрагивал маленький фонарик.
- Предсказание судьбы стоит всего триста иен, - сказала она на плохом английском, - я гадаю только правду...
Взяв мою руку, она замерла, низко приблизив свое застывшее лицо к моей ладони.
- У вас прекрасные дети, - сказала она после долгого молчания, - две девочки. У них глаза разного цвета...
Гадалка то включала фонарик, то резко выключала его, и делалось тревожно темно вокруг. Несколько раз она осветила мое лицо, близко заглядывая в глаза.
- У вас в жизни дважды был перелом, трагический перелом. Вы недавно потеряли любимого человека. Отец? Мать? Младшая дочь похожа на вас, а старшая дочь - на жену.
(Откуда она могла знать все зто? Она говорила правду.)
- Апрель и май будут для вас трудными месяцами.
(Они действительно оказались трудными - в Сингапуре и Австралии.)
- Будьте активны. Вы устали от своей работы, но не бойтесь этой усталости, без нее вы погибнете.
Она говорила это не так, как обычно говорят японцы, - улыбчиво, оставляя возможность не согласиться с их словами. Она настаивала на своих утверждениях.
- Вы хотите быть жестче, чем вы есть. Зачем? Доброта должна быть сильной без маски. Вы любите любовь. Не скрывайте это от тех, кто вас любит, - это будет плохо и для них и для вас.
...Ночью мы с Кано-сан спустились в "И-го-го-клаб".
- Вам надо посмотреть, как веселятся те молодые японцы, которые стоят в стороне от общественной жизни.
Протолкались в зал. Джаз ревет. Все пляшут - потные, растерзанные. Где же ты, прелестная японская опрятность?!
"Организованность" танца такая же законченная, как организованность работы. Кажется, что у всех в этом клубе в ушах незаметные приемнички, а у кого-то, невидимого, - микрофон, и он дает команды танцорам, и все синхронно движутся, словно бы здесь не случайные посетители, а слаженный балетный ансамбль.
Я заметил, как один паренек, закуривая, уронил спичку. Я поразился тому, как он испуганно бросился затаптывать спичку: "атавизм" прежней "деревянной" Японии - страх перед пожаром.
С утра готовлюсь к отъезду. Сингапурскую визу вице-консул Сун выдал мне, как и обещал, за полчаса. Австралийцы клянутся прислать их визу по телексу в Сингапур. Получил визу в Малайзию; это оказалось несложно - помогли друзья из журналистского клуба.
Позвонили из театра Мингэй. По поручению молодого режиссера Дзюна Утияма меня приглашали на премьеру. Актеры арендовали на этот раз кинотеатр "Кинокуния" в Синдзюку. Кинозал помещается на третьем этаже, на остальных этажах магазины, превалирующий над остальными - громадный книжный базар. Народу - не протолкнешься. Кано-сан предупредил, что здесь много секретной полиции: студенты воруют книги, потому что книга очень дорога, а жажда к знанию - огромна.
(Один парень из ультралевых, маоист, воровал книги, потом продавал их, собирая деньги в "Фонд вооружения революции".)
Спектакль - "Записки сумасшедшего" по Гоголю. Постановщик - Дзюн Утияма, ассистент - Итиро Ямамото.
Странное впечатление произвел этот спектакль, решенный в красном цвете, очень нервный, в чем-то истеричный. Построен на диктаторской режиссерской концепции. Великолепный актер - вторичен, все подчинено идее - "лишь одержимость и фанатизм могут разорвать решетки громадного сумасшедшего дома, каким является современный мир".
...Мы сидели с Дзюном после окончания спектакля в темной гримерной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80