Это как живописец, которого заставляют вместо раннего утра писать ночь. Писать так, как этого требовали власти, он не умел.
...Когда девочке исполнилось пять лет, ссоры в доме стали особенно страшными: денег не было, семья голодала. Маяма взяла иголку и всю себя исколола, чтобы болью "уравновесить" ужас, который охватывал девочку во время страшных скандалов. Ее увезли в больницу, месяц она пролежала в палате без движения - форма детского паралича... В другой раз она во время скандала умудрилась залезть на высокий телеграфный столб, даже юноши не рисковали забираться так высоко, - чтобы отвлечь ссору на себя. Отец увидал ее - Маяма делала ему рожицы, прилипнув к высоченному телеграфному столбу. Отец то ли рассмеялся, то ли расплакался... Ушел к себе в кабинет, заперся там и несколько дней не выходил к столу.
- Я очень, очень любила его, - продолжает Маяма. - Возвращаясь из школы, я часами простаивала возле дверей его кабинета, чтобы услышать, как он встанет из-за стола, войти тогда и сказать так, как и принято в семье самураев: "Вот я пришел!" Так было всегда у самураев, - поясняет она. - Утром, перед школой, надо сказать: "Вот я ушел!" Раньше самурай, уходя, рисковал никогда впредь не вернуться. Возвращение в дом - это счастье, и все должны сразу же знать об этом... Он тогда обнимал меня, мой отец, сажал на колени и рассказывал смешные истории, но мне совсем не хотелось смеяться... Однажды я испытала ужас: отец недвижно лежал, отвернувшись к стене, а мама зло говорила: "Он вчера выпил все наши деньги". Я решила, что он развел монеты в кислоте и отравился...
Когда он умер, в доме осталось десять тысяч иен - этого с трудом хватило на дощатый гроб. Цветы на его могилу принесли два деревенских паренька...
- Потом, когда его перехоронили в Токио, - вспоминает Маяма, - и было много цветов, торжественных речей и важных господ в смокингах и фраках, я думала, что те, деревенские похороны в последний год войны и цветы деревенских мальчиков, которые робко стояли у гроба, были честней и выше духом, чем показная печаль степенных буржуа... У его могилы в деревне я сказала ему: "Прощай, отец... Твои мучения кончились, но я продолжу твой путь, ибо я готова к моим мучениям..."
Десять лет она играла в театре. Ее занимали в глазных ролях, слава ее росла. Потом Маяму пригласили в кинематограф. Ей поручили роль проститутки в остром социальном фильме о "профсоюзе проституток" - был и такой во времена американской оккупации. Когда режиссер сложил весь материал, он дал название фильму по роли Маямы - "Проститутка". Когда Маяма работала над ролью, она встречалась с десятками этих несчастных. Однажды на студию пришла молоденькая девушка, вульгарная, развязная, которой нравилось бросать вызов благопристойной "кинопублике". А двум дамам, которые смотрели на нее с нескрываемым презрением, она сказала: "Я обычная шлюха, я торгую телом, но это не так страшно, как торговать честью, мыслью и сердцем".
После того как фильм вышел на экраны, успех на Маяму обрушился невиданный. Продюсер устроил банкет. Маяму попросили сказать спич. Она поднялась на сцену:
- Я буду говорить только теми словами, которые у меня были в фильме.
А фильм был немой - предтеча "Голого острова". И Маяма захохотала так, как она хохотала в фильме, в финале, перед самоубийством.
- Я помню, какая была тишина в том фешенебельном ресторане. Кажется, продюсер обиделся на меня, потому что все тихо, без слов и без выпивки, разошлись по домам, смущаясь смотреть друг на друга... Между прочим, - черты ее лица внезапно смягчаются, нет резкой продольной морщины на лбу, - я была в Ленинграде, на представлении "Чио-Чио-сан". Я обожаю ваше искусство, но в Ленинграде я была очень огорчена: много неправды в показе японского быта. Например, я замирала, когда ваша актриса начинала обмахиваться веером. - Лицо Маямы становится страдальческим. - Юлиано-сан, веер - это ракетно-ядерное оружие женщины. Оно так же сильно. Поэтому обращаться с ним надо ответственно и строго. Разве мужчина сможет быть спокойным, если увидит в руках у женщины веер? Любой мужчина потеряет голову. Ваша Чио-Чио-сан встречала мужчину, прохаживаясь по кабинету. Это, - она улыбается, - "гнусная клевета на японскую действительность". Мужчину надо встречать поклоном с колен, Юлиано-сан. Это высшая гордость женщины, когда в ее дом входит мужчина! А как ваша Чио умирала? С криком и беготней, как базарная курица. Уж если женщина решила умереть от любви и ее смерть не принесет горя мужчине, который уехал, бросив ее, она должна тщательно продумать ритуал самоубийства. Высшая эстетика и честь женщины сокрыта в фазе смерти. Во-первых, надо завязать колени тугим жгутом. Во-вторых, следует обернуть кинжал бумагой. Зачем связывать колени? Для того, чтобы после смерти упасть вперед. Что может быть унизительнее фривольной позы после смерти? Представьте себе, что у Чио-Чио-сан будут видны оголенные ноги! Зачем бумага на кинжале? Чтобы она впитала кровь. Вид лужи крови на земле может вызвать отрицательные эмоции у тех, кто придет в комнату и обнаружит труп. Вы не сердитесь на меня? Быть может, вам нравится постановка "Чио-Чио-сан" в Ленинграде - тогда, пожалуйста, простите меня. Но мне кажется, что вы согласны со мной, - улыбается Маяма. - Мне вообще-то легче понимать мужчин, потому что самые талантливые актеры - это мужчины... Мужчина может так сыграть женщину, что ему поверят. А когда женщина играет роль мужчины, это всегда смешно. И в жизни, и на сцене... Я люблю разозлить актера на сцене, я знаю, как его обрадовать. Я фиксирую эти его состояния: радость и злость наиболее запоминаемые эмоции у художника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80