- Будем считать, что Мадрид, Толедо и Сеговия были нашей следующей Испанией. Возражений нет?
- Возражений нет. А потом?
- А потом была Севилья.
- Севилья - пятая Испания, - согласилась дочь, - а ее старинный центр Санта-Крус - шестая. А Ла Манчу мы назовем аванпостом Андалузии, номер ей давать как-то очень уж неудобно.
- Ладно. Давай назовем Ла Манчу так, как ты предлагаешь. Продутая полынным ветром Ла Манча, аванпост Андалузии... А что тебе больше всего понравилось в Севилье?
- Когда Маноло посадил нас в свою пролетку и повез мимо табачной фабрики имени Кармен Мериме по городу.
- Цок-цок, перецок? - спросил я.
- Да... Запах коней во время жары совершенно особый.
- А ты заметила особенность Севильи? То, как Испания - при всей откровенности испанцев - умеет скрывать себя?
- Маленькая калитка, а за ней начинается чудо - изразцовый двор, диковинные деревья и кусты, маленький бассейн - ты об этом? Об этом.
- Я это заметила еще в Наварре.
- Где?
- А помнишь, рядом с нашим отелем строился дом? Он был укрыт бамбуковыми сетками - нельзя увидеть, что они там строят до тех пор, пока не закончат. Они любят чудеса, эти испанцы. Чтобы сначала бамбуковые сетки, все время бамбуковые сетки, безликие, омерзительные, пропыленные, а потом - раз! - и вот вам прекрасный дом!
...Ассоциативность мышления - штука довольно занятная. Это как хороший бильярд, когда удар "своим" по пирамиде рождает новое качество стратегии на шершавой зелени сукна. Дунечка сказала о желании удивить чудом, и я сначала вспомнил Японию и Китай - там точно так же скрывают з а д у м к у зодчих (у нас-то все нараспашку - новый дом словно бы выпирает из тоненьких палочек "лесов"; открытость характера проявляется в этом), а потом я вспомнил тот дом в Наварре, что был напротив нашего отеля в Памплоне, а после я увидел фиесту, и людей на улицах города, и память сфотографировала несколько лиц; я был волен распоряжаться ныне этими случайно увиденными лицами, потому что они отныне принадлежат мне, и сразу выстроился сюжет: о н а, прослышав, что на Сан-Фермин приезжает много богатых грандов, экономила весь год, чтобы набрать деньги на наряды; о н, прочитав, где-то, что среди гостей Сан-Фермина бывают коронованные и некоронованные миллионерши, весь год отказывал себе в еде, набирая денег на отель и на аренду машины. И о н и встретились. И провели весь день, вечер, ночь. А утром все поняли друг про друга. Что их ждет? Разочарование? Счастье? Слезы? Не знаю. Если сюжет ясен, писать неинтересно. Тогда лишь интересно писать, когда идешь по лабиринту и не знаешь, что тебя ждет за углом и какой сюрприз приготовят тебе герои на следующей странице. Если ты легко управляешь своими п е р с о н а ж а м и - грош цена такой литературе. Нет, ты должен быть у п р а в л я е м ими, только тогда ты сможешь считаться с ними, а с ч и т а т ь с я - это одна из форм почтительного уважения, настроенного на капельке страха. Капелька страха - это не так уж дурно, плохо лишь, когда его много...
- А седьмая Испания была? - спросила Дунечка.
- Как ты думаешь?
- Наверное, все же была. Немецкая Испания...
- От Кадиса до Сеуты, да?
- Да. На всем побережье одни немецкие отели.
Это верно. Мы проехали от Кадиса до Сеуты, мимо грозной махины Гибралтара: почти все отели - маленькие, т и х и е, принадлежат иностранцам, чаще всего немцам, с т а р ы м немцам. Молодежи здесь нет, люди приезжают с о л и д н ы е, лет шестидесяти. Они очень любят чистоту, порядок и тишину. А еще они любят веселиться, организованно веселиться. Веселье начинается - для Андалузии смехотворно рано: в восемь часов вечера. В это время андалузцы еще только-только просыпаются: время сна после обеда - святое время. Они еще только-только готовятся к настоящему отдыху, который начнется часов в одиннадцать и закончится к четырем утра. Младенцев до трех лет уложат, конечно, пораньше - часа в два, нечего детей баловать!
В каждом немецком отеле роль затейника выполняет хозяин. Дикий хохот стоял, когда к ноге с о л и д н о г о клиента привязали воздушный шарик и ему нужно было протанцевать со своей дамой старомодный фокстрот, не раздавив каблуком этот розовый, столь любимый детьми всего мира, беззащитный, летающий, нежный воздушный шарик...
(Время - с моей точки зрения - суть величайшее проявление пространства, но, в отличие от пространства, оно ограничено и быстротечно; память - одна из форм времени. Я ничего не мог поделать с собой - наблюдая этот старомодный фокстрот с воздушным шариком, который в конце концов был раздавлен каблуком с о л и д н о г о, я памятью возвращался к тому прошлому, которое стало прошлым ценою двадцати миллионов жизней моих соотечественников на фронте борьбы с фашизмом.)
...Веселье носит строго регламентированный характер: полчаса на фокстрот, час на анекдоты и аттракционы, час - на бутылку шампанского, оно здесь довольно дешево, час - на любование испанскими танцами: это андалузцы приходят в одиннадцать, и шали сеньорит повторяют движения мулеты в руках матадоров, и взгляды обжигают - стремительные, п р и к а с а ю щ и е с я, и движения округлы - при всей их кажущейся резкости, и таинственность, тишина тихого темного дворика, испанская особая закрытость угадывается в яростной открытости танца...
- А теперь, майне дамен унд херрен, гуте нахт, пора спать! - возглашает хозяин-затейник ровно в одиннадцать тридцать и все с о л и д н ы е, как по команде, отправляются по номерам отеля "Фламенго", где мы провели два дня, а испанцы уходят в свои таверны - там собираются п р и л и ч н ы е люди, которые умеют веселиться и танцевать без организации, а по собственному побуждению, только так и никак иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47