и спросил:
– Был трудный перелет?
– Нет, все нормально...
– Не очень устали?
– Это вы о ежах? Простите меня: я так шучу.
– Нет, это вы простите, что я не понял ваш юмор, – ответил Онума.
Как только к их столику подошли девушки и принесли целлофановые пакетики с горячими влажными салфетками, пропитанными благовониями, с лица Онумы сошло напряжение, и оно сделалось непроницаемо спокойным.
«Такое же лицо было у Хоа, – подумал Люс, – когда он сказал на черной лестнице, что я родился счастливым, потому что мне покровительствует случай».
«Вообще-то, случай обращен против людей, – сказал тогда Хоа. – Ведь рождение, как, впрочем, и смерть, случайно». Он тогда три раза повторил, что случай спас мне жизнь. «Не будь поездки в этот „Олд Айлэнд“ и не пойми я, что вы действительно разгневаны поведением мистера Ричмонда (я это до конца понял, когда вы так испугались мистера Ричмонда, испугались около такси; я его тоже очень испугался, я вообще боюсь белых: только потому я согласился выполнить просьбу мистера Лао...), вы бы исчезли. Я ведь ничего против вас не имел... Вы мешали мистеру Лао, помощнику председателя Лима. Я наблюдал за вами в клубе и понял, что убирать вас будет легко, потому что вы сопротивляетесь лишь на словах – на деле вы беспомощны. Но вы действительно очень сильны в словах. Я не очень вас сначала понимал, мистер Люс, – продолжал Хоа, – вы всегда и всем говорили правду, а я не понимал, как это можно говорить всю правду: это ведь значит оставить себя незащищенным... А потом я понял, что ваш прием самый действенный: ложь заставляет держать в голове тысячи версий, ложь тренирует разум человека, без лжи невозможен прогресс, мистер Люс, но когда лжи противостоит правда, тогда, значит, человек, говорящий правду, очень надеется на свои инстинкты, тайные провидения – он уверен, что и во лжи собеседника ему откроется истина».

Онума сказал:
– Суси надо обязательно макать в соевый соус, это придает пище особый колорит, лишь соя может объединить рис и сырое мясо тунца в единый ансамбль лакомства. Нет, нет, макайте еще смелее, мистер Люс... Знаете, лучше я буду называть вас Люсо-сан, ладно?
– «Сан» – это господин?
– Я бы не стал так переводить. «Чио-Чио-Сан» популярна у вас в Европе. Вы переводите «Чио-Чио-Сан» как «Мадам Батерфляй»... А ведь это неверно. «Ночная бабочка во время грозы кажется черной, но утром она умирает белой, как солнце в дни тумана...» Это средневековье... Я бы так перевел имя героини оперы... «Сан» заключает в себе массу смыслов. Вообще, иероглифика весьма многосмысленна. «Сан» – это проявление уважительности в обращении к человеку... Нет, я бы не хотел переводить этот иероглиф как «господин». Мне слово «господин» не нравится, очень не нравится... «Сан» нельзя перевести на ваш язык. Только иероглифика способна передать истинное значение «сан». Кстати, в чем я не был согласен с Мао, так это с его попыткой реформировать язык, переведя иероглифы на латинский шрифт...
– Интересуетесь филологическим экспериментом ультралевых?
– Выпьем сакэ, пока оно горячее. Нашу водку надо пить очень горячей. Здесь дают прекрасное сакэ из Иокогамы. Двойная очистка, причем наш рис смешан с южнокитайским, чуть желтоватым. Здесь действительно особое сакэ.
– Очень вкусно. И суси замечательно. Никогда не думал, что у вас такая прекрасная еда...
– Ну, это мы только начинаем экскурс в нашу кулинарию, Люсо-сан. Вас ждут сюрпризы... Редактор коммунистической газеты как-то сказал мне, что он согласен помириться с феодализмом лишь на базе народной японской кухни.
– Вы тоже коммунист, Онума-сан?
Онума рассмеялся:
– Вы правильно обратились ко мне. Некоторые европейцы говорят «Онума», некоторые – «мистер Онума», и это все обижает меня. «Онума-сан» – это очень приятно. Хорошо, что вы именно так обратились ко мне. Иногда приходится подсказывать, и тогда уже не так приятно, если тебя называют по правилам. Сюрприз всегда приятен. Нет, я не коммунист... А вы?
– Я их уважаю.
– Вы член партии?
– Для художника членство в партии необязательно.
– А я к коммунистам отношусь плохо.
– Приветствуете Мао и не любите коммунистов...
– Я не связываю личность Мао с общезначимым коммунизмом. Мао – лидер азиатской страны, которая за двадцать лет превратилась в мощную державу...
– Сама по себе или с помощью Кремля?
Онума словно не слышал вопроса Люса.
– Мао, – продолжал он, – обратился к молодежи, а мы, например, мучаемся с нашим дзенгакуреном...
– Что такое дзенгакурен? – спросил Люс.
– Это те, кого у вас называют длинноволосыми, новые левые. Мы с ними мучаемся, компрометируем себя политикой кнута и пряника, заигрываем с ними, сажаем их, платим им... А Мао взял да и сделал государственную ставку на молодежь, когда понял, что идеи мирового коммунизма входят в противоречие с практикой его внутренней и внешней политики. Он сумел использовать в своих целях поколение молодых. В этом смысле я приветствую эксперимент Мао. Он собрал воедино догмы буддизма, и методику Троцкого, и концепции научной революции последнего десятилетия. Это серьезная комбинация. Недаром же в Австралии редакторам газет уже предписано воздерживаться от карикатур на Мао, а многим из них рекомендовано писать об его эксперименте в уважительных тонах. При этом о Японии там пишут в совершенно разнузданном, недопустимом тоне. Меня это наполовину радует, а наполовину огорчает. Моя мать – китаянка, а кровь –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116