Избушка зимовья, рубленная позапрошлым летом в центре безмолвия, на поляне, стиснутая со всех сторон сильными, заломленными в небо руками деревьев, казалась здесь чем-то сказочным, декоративным.Луна стояла как раз над поляной. Снег искрился так ярко, что думалось, будто с луны кто-то бросал зажженные спички. Но спички эти были лунными, холодными, как бенгальский огонь, который не может согреть, а уж зажечь — тем более. Только густым черно-белым тучам, окружавшим желтый диск, было, по-видимому, жарко от ночного светила, потому что все они проносились мимо луны на порядочном расстоянии, опасаясь растаять, разорваться на мелкие, беспомощные клочки…— Приехали, — облегченно вздохнув, сказал Гостев, но тут же вздрогнул, услыхав позади три протяжных гудка — сигнал тревоги.— Эй, — кричал Сейфуллин, — сюда! У меня мотор заглох!— Вот тебе и приехали, — сказал Гостев Наташе. — Аида к ним, посмотрим, в чем дело…В зимовье стало тепло. Проценко сидел, нахмурив брови. Наташа перебинтовывала ему голову, а он внимательно следил за ее быстрыми руками.Потом Наташа растерла шею Геметову. Тот кряхтел и морщился. Когда девушка закутала его шарфом, он одобрительно хмыкнул:— Молодец ты с нашим братом управляться.— Велика наука, — улыбнулась Наташа.Проценко остался верен себе. Он пропел: Спасибо, сердце,Что ты умеешь так любить! Все отчего-то замолчали. Маленькое окошко, наполовину застекленное, наполовину забитое фанерой, было похоже из-за полукруглой формы на одноглазого волшебника.Сходство это дополнялось тем, что как раз над ним висели ветвистые оленьи рога.— А не встретить ли нам Новый год? — вдруг спросил Сейфуллин. — Все равно здесь засели.— Никто не засел, — рассердился Геметов. — Гостев у нас персонаж положительный, ему и ехать в экспедицию. А мы подремонтируемся — и следом.— Я с Гостевым, Дмитрий Сергеевич, — сказала Наташа, но, увидав потемневшее лицо снабженца, добавила тихо: — Разрешите, пожалуйста…Геметов несколько раз подряд глубоко задохнулся махорочным дымом, потом потушил цигарку о стол и отшвырнул в угол.— Неистовая ты, ей-богу…— Спасибо вам, Дмитрий Сергеевич. Значит, можно?— Сказал же… Пошли машины перегружать, ребята!Консервированные фрукты, икру, печенье, бутылки со спиртом, вино и шампанское перенесли в гостевский «ГАЗ», а передвижки и оборудование для электростанции — к Проценко.Пальцы на морозе стыли. Бутылки с шампанским были скользкие, то и дело падали в снег. Каждый раз, когда бутылка падала, Геметов начинал кричать:— Что, руки у тебя отсохли, да? Рак кожных покровов у тебя, да?Когда Проценко выронил сразу две бутылки, а Геметов особенно сильно раскричался, Сейфуллин сунул в карманы несколько банок консервов, три бутылки шампанского и пошел в избушку зимовья.Геметов сначала растерялся, а потом заорал:— Чего, чего?!— Я хоть и татарин, — медленно, с расстановкой ответил Сейфуллин, — а Новый год встречаю по-христиански. Ясно? А это, — он хлопнул себя по набитым карманам, — усушка и утруска. Для вашей перестраховки, потому что никто и слова не скажет.— Ну и жох, — протянул Геметов. — Ладно, черт с тобой, возьми еще и спирта.«Воронов, любимый мой Воронов, — думала Наташа, перегружая тюки с крупами, — скоро, совсем скоро я увижу тебя…»Через полчаса все столпились вокруг стола. Геметов раскупорил бутылки. Выпили за счастье в Новом году. Проценко принес из машины гитару и заиграл «Амурские волны».Наташа взглянула на часы и сказала:— Товарищ Гостев, разрешите мне пригласить вас на вальс.Длинный, нескладный Гостев покраснел.— Я не умею, — тихо ответил он и спрятал ноги под табуретку.В печке трещали дрова. В запотевшем окошке отражался тусклый свет переносной лампы. Стены зимовья пахли малиной и вяленой рыбой. Янтарные капельки смолы застыли невыплаканными слезами. Проценко смотрел на девушку грустно, с любовью.Гостев вспоминал свою дочь Дашку. Сейфуллин в мохнатых унтах, с застывшим лицом танцевал с Наташей вальс. Он держал девушку почти на весу, потому что пол был неровный, со щелями.Потом Наташа танцевала с Геметовым.— А я безногий, что ль? — перестав играть, спросил Проценко. Он обхватил Наташу за талию и, сам себе напевая, прошел с ней два круга.Гостев поднялся, как только Наташа кончила танцевать, нахлобучил ушанку и сказал:— Ну, пока! Я поехал потихоньку.И вышел, не дожидаясь девушки. Глухая ревность кровь пьянит,Пусть Гостев нас тут не винит, — сказал вслед ему Проценко.Наташе стало радостно и весело: она была очень молода и поэтому радовалась всегда, когда чувствовала, что нравится окружающим.Все вышли провожать их.— Осторожней, парень, — сказал Геметов, — дорога — сам знаешь.— Чего там…— Там «чего» нет, — ответил Геметов, — не терпевший никаких морфологических неточностей в речи, — а вот «ничего» там быть может. Постиг?Когда машина тронулась, Наташа увидела, как шоферы вынесли переноску и все втроем полезли под проценковскую машину.«Как же они будут в такую стужу ремонтировать? — подумала Наташа. — Разве мыслимо?» Девушка закрыла глаза и сразу же увидела Воронова. Она счастливо засмеялась.Гостев недоуменно посмотрел на нее.
…Лед вспузырило, как простоквашу.— Через реку махнем, — сказал Гостев, быстро взглянув на светящийся циферблат часов, — а там до дома пять километров.— Успеем к двенадцати?— Должны.— А Геметов волновался…— Правильно делал. В тайге без дружбы нельзя.Наташа не поняла.— Ну, когда один, — пояснил Гостев. — В тайге одному нельзя, пропадешь зазря.— Это верно, — согласилась девушка.— У меня к вам вопрос.— Какой?— Вы нашему товарищу Воронову не родственницей будете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10