И вы уж не обижайтесь, Алаторцев, словно барышня. Я просто хотел сказать, что мы здесь можем провозиться бесконечно долго, а вот будут ли алмазы — сие никому не известно.Горохов говорил свободно и красиво. И чем больше он сейчас говорил, тем сильнее начинал верить в то, что алмазов на Сумаре действительно нет, и тем скорее ему хотелось вернуться в поселок экспедиции и увидеть геолога Наташу Рябинину…— Итак, повторяю, алмазов здесь нет, хотя данные шлихов и благоприятны. Если бы алмазы были, мы бы их уже нашли.— Мы найдем, — сказал Сизых, — только еще маленько поискать надо.— Алмаз тут есть, — подтвердил Алаторцев.— А план есть?! — вдруг разозлившись, спросил Горохов. — Для вас план есть?— Для того и живем, чтобы планы при надобности ломать. Мы за последние годы планов много поломали, и ничего плохого, кроме хорошего, из этого не получилось. А планами нас стращали не то что ты, Анатолий Иваныч, — головами куда повыше.Дикий луг оделся росой. Сквозь низкие тучи проглянула хитрая, лисья мордочка месяца.— Ну, знаете, — сердито нахмурился Горохов, — вы так черт знает до чего договоритесь!..— Мы не договоримся! — загремел старик. — А если нужно будет, так я где угодно заявление сделаю: плевал я на твои планы и бесконечности, если стране алмаз нужен! Не для дяди на зимний риск идем. Понял?Стало тихо. Тесно прижавшись к высокому Алаторцеву, сидел Савельев и свирепо раздувал ноздри. Он боготворил Алаторцева и знал, что старик умеет сохранять спокойствие. А сейчас он заорал потому, что его обидели. Лешка Пашков, зачарованно глядевший в костер, поднял на Горохова круглые глаза и полез за кисетом.— Так вот что, — медленно сказал Горохов, — я отвечаю за нашу поисковую партию. В тайге главное — слитность, чувство локтя. Чтобы существовать, мы должны быть машиной, единой, сильной машиной. И я в этой машине, если хотите, — мотор, руль. А вы — колеса, подчиненные моей воле. Ясно? Пока мы здесь, вы будете беспрекословно выполнять мои приказы. Завтра мы отсюда уходим. Поиски прекращаем. Все!— Эх, ты… — покачал головой Алаторцев. — Никакое я не колесо, а полноправный гражданин Советского Союза. Понял?Старик обернулся к людям и спросил:— Как, ребята, считаете, будем продолжать поиски?— Будем, — ответил Мишка Савельев.— Да, — сказал Сизых.— Да, — сказал Лешка.Горохов собрал глаза узкими, собольими щелочками.— Критиковать меня критикуйте, но такого решения вам принимать никто не давал права.— Давали, — успокоил его Алаторцев, — из рук в руки получили. Прямиком из ЦК. Точка. Единогласно, что ли?— Я против, — сказал Горохов и ушел к себе в палатку.— Ладно, — вслед ему крикнул Алаторцев, — отметим в протоколе! «…Резолюция собрания членов профсоюза. Слушали и постановили: поиски алмазов на Сумаре продолжать. А.И.Горохову предложить остаться вместе с нами и давать научный взгляд на поиски. А если не хочет — пусть уходит, провианту все равно не дадим, потому что у самих очень мало. За председателя — Алаторцев»…
Я отложил письмо в сторону.— Ну как? — весело спросил меня Сапырин. — Любопытно, а?— Очень. Только кое-что непонятно. Чем все это кончилось? Нашли алмазы у Сумары или нет?— Понимаешь, старик, дело тут не только в алмазах. Тут вроде любовь-злодейка замешана. Хотя, черт его знает, может быть, это все фантазия. Алаторцев в конце пишет, что Горохов-то вроде у другого геолога их экспедиции, — Сапырин заглянул в письмо, — у Воронова, девушку любимую хотел отбить, что ли… Поэтому, мол, и торопился уйти. Словом, во всем деле разобраться стоит: иди в бухгалтерию, оформляй командировку.
Я добрался до экспедиции через три дня. Алаторцева я не увидел: он еще не возвращался с Сумары. И Горохова тоже не застал: он всего лишь два дня назад ушел обратно в партию вместе с геологом Наташей Рябининой.— Зачем они пошли? — спросил я начальника экспедиции профессора Цыбенко.Старик посмотрел на меня, хмыкнул в бороду и ответил:— Правдоискательство, мой друг, правдоискательство. Девица хочет реабилитировать Горохова, потому что я назвал его, изволите ли видеть, дезертиром… Ласка 1 — Неужели сбились, Наташа?— Не знаю. У тебя спички есть?— Да.— Зажги.Горохов слез с оленя, достал из кармана коробок и начал чиркать спички одну за другой, ломая их. Ветер швырял верхушки кедров. Тайга гудела тоскливо, сердито…— Спички сырые, — сказал Горохов. — Черт, неужели сбились?— Заночуем здесь? — спросила Наташа. Горохов подошел к ней и вздохнул.— До зимовья должно остаться не больше пяти километров. Может, дотянем?— Дай мне спички, — попросила девушка.Горохов нашел ее руку, и она почувствовала, какие у него холодные пальцы.— Ты замерз?— Нет. Немного.Наташа опустилась на колени, согнулась и, спрятав коробок в ватник, зажгла с третьего раза спичку. Она успела разбросать снег вокруг себя и приглядеться: тропы не было. Дула пороша. Все следы замело. Непроглядная тьма легла на землю так плотно, что даже запуталась в ногах у деревьев. Олени не хотели идти вниз.Горохов с остервенением бил их кулаками в бока и тянул за собой изо всех сил.— Не надо, Толя, ведь все равно не пойдут. Давай лучше костер разложим.— Какого черта нам этот костер? Все равно не разожжем. Ветер…Ветер… Он коварный здесь, в Саянах. Он заметает тропу, он вяжет людей незримыми ледяными ниточками.— Топор у тебя, Толя?— Да.Он долго искал топор во вьюках.— А ты его вообще-то взял?— Откуда я знаю! — ответил Горохов высоким голосом, не похожим на его обычный, чуть хриповатый басок. — Я не знаю, зачем тебе понадобилось идти на Сумару, просто не знаю!Наташа улыбнулась в темноте. Она поняла, что Горохов так нервничает из-за нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10