Я по вашей спине видел как вы нервничали. Она у вас окаменевшая была, вы только ногами двигали.— Ну а почему же Борис Викторович решил поднимать меня динамитом?— Не вас одного.— А кого еще?— Курлова, Виссарионова, Карпова. И вас— Плохо у Бориса Викторовича с информацией, — усмехнулся Герасимов наливая себе водки, глянул вопрошающе на Петрова, выпьет ли.— Да, с удовольствием, — сразу же поняв, ответил хромой. — Я много пью и это прекрасно Александр Васильевич… Опьяняться надо чем угодно, только б избежать рабства времени и жизни, — любовью вином, красотою доброты…— Шарль Бодлер, — кивнул Герасимов. — Савинков, довольно часто приводит эти строки французского террориста и гения…Лицо Петрова мученически сморщилось — удар пришелся в солнечное сплетение, честолюбив парень сейчас снова в нем все против Савинкова поднимется, так и надо это именно и угодно задумке.— Будьте вы все прокляты — сказал Петров и выпил водку медленными ликующими глотками.Пьет, как Савинков, отметил Герасимов; с ним еще работать и работать страшно сказать, но я допускаю, что он сейчас играет спектакль, поставленный Борисом Викторовичем; поглядим, чья возьмет.— Александр Иванович, милый, закусите.Петров покачал головой:— Сладость убьет. Я же хлебное изначалие водки ощущаю, ее крестьянство, не так страшно и подло жить…— «Страшно и подло» — задумчиво повторил Герасимов. — Тогда я кое-что изложу пока мы с вами не опьянели.— Валяйте, — согласился Петров, и это «валяйте», покоробив Герасимова тем не менее помогло ему найти до конца верную тональность разговора человек в полнейшем отчаянии потерял ориентиры обложен со всех сторон и действительно готов на все, жизнь ни в грош не ставит.— Так вот Александр Иванович, запоминайте что я вам скажу. Вы вольны, но лишь после встречи с Карповым, он видимо завтра вас навестит, передать мои слова Бартольду выдав их за карповские. Пусть он решит следует ли ознакомить с этой информацией ЦК. Да, да, к моему ужасу во имя интересов России я генерал Герасимов, вынужден обратится за содействием к централь комитету социал— революционеров, по скольку за время вашего житья в Париже и моего лечения на водах в империи произошел государственный переворот.— Это как? Сегодня.— Не перебивайте! — Герасимов поднял голос. — И слушайте. То что я вам открываю известно всего десяти сановникам и конечно царю оттого что переворот совершен по его прямому указанию. Вы знаете что генерал Курлов говорит о Столыпине?— Как ему о своем шефе говорить? С почтением как же еще.— Нет, Александр Иванович Курлов потому и поставлен к Столыпину фискалом, чтобы следить за каждым его шагом ибо он считает его либералом, который намерен ослабить власть императора. На это вы можете возразить, что мол: «чем хуже тем лучше» пусть уберут Столыпина на смену ему придет какой-нибудь дурак из сановников известных царю — хорошего роду без каких-либо идеи в голове вознесшийся по карьерной лестнице потому лишь что никогда и ничего не делал — тогда то народ и поднимется на новую революцию. Ерунда это Александр Иванович, и вздор. Потому что при любом новом премьере Курлов сделается министром внутренних дел а вы знаете как он из пулеметов мирную демонстрацию расстреливал по сю пору в Минске его имя вслух не называют… Придет хам, для которого понятие «интеллигентность» отсутствует. И противостоят Курлову, как это ни странно, только два человека — Столыпин и я. Точнее даже, я и Столыпин. Вы спросите отчего "я" и «Столыпин». Отвечаю лично, премьер никогда делами тайной полиции не занимался. Все вел я, это вашим товарищам известно. Когда меня турнули, Столыпин остался без прикрытия. Он на мушке. На курловской мушке Александр Иванович. Я понимаю, соловья баснями не кормят. Поэтому перехожу к конкретному предложению если вы убираете Курлова, Виссарионова и Карпова, в империи вновь вводится военное положение я немедленно прихожу на пост заведывающего секретной полицией, если даже не товарища министра и первым моим шагом — во имя окончательного умиротворения страны — будет внесение законопроекта о праве социалистовреволюционеров на легализацию и допуск ее людей на выборы в новую Думу. Заранее ставлю условие с террором придется кончать. Политическая борьба — да. Полная амнистия Чернову, Савинкову, Зензинову, Доре Бриллиант, Карповичу словом всей боевой организации — да. Право критики правительства — да. Участие в кабинете если туда войдут Гучков и Милюков — да. Вот так. Я сказал то чего никогда никому и ни при каких условиях более не скажу. Если Бартольд сошлется в своем письме на меня и это письмо перехватит Курлов, я погиб, но и партия ваша погибла. Еще водки?Герасимов ждал, что Петров поднимется, скажет, что такую информацию он должен донести до Бартольда немедленно, но тот подвинул ему свою рюмку.— А ведь к такому уровню беседы я не готов, Александр Васильевич…— С Бартольдом я встречаться не могу.— Не он один со мною прибыл.— Кто еще?— Василий Луканов.— У него виски седые? — спросил Герасимов, горделиво подивившись собственной памяти, кого из охраны выкинули, идиоты?!— Он сейчас крашеный.— Под англичанина работает, — убежденно сказал Герасимов, — весь в клетчатом и кепи с длинным козырьком.В глазах у Петрова метнулся испуг — быстрый и неожиданный, как измена.— Водите нас? За каждым шагом глядите?— Лично за вами смотрит Доброскок. Бартольда с Луканновым не трогаем, меня они не интересуют. Да и за вами топают только для того лишь, чтоб курловские стервятники не подрезали ненароком, решив, что вы мой человек, а с ними играете…— Объясните, какие филеры ваши, а какие курловские?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85