Ц Хочешь, сегодня я побуду с тобой?
Ц Да.
Ц Я свободен до трех, потом совещание, я обязан там быть… Но вечером я при
ду к тебе и посидим вместе… А сейчас пообедаем у Шуры, ладно?
Маяковский недоуменно глянул на друга:
Ц Когда ты был у Шуры последний раз? Его закрыли. Нет больше Шуриной блин
ной, заняла контора по утильсырью… Шура оказался буржуем… Из Грузии прие
хал Бесо, рассказывал, что там теперь негде выпить вина и кофе, и никто не п
родает лепешек, и на базаре шаром покати… Произошло что-то горестно-непо
правимое, Ян… Во имя чего? В Госиздате сказали: «Левый фронт и государстве
нное строительство взаимоисключающие понятия». Вот так-то… "Идея госуда
рственности есть центр, никаких шараханий, мужик должен быть прота
щен сквозь горнило новостроек металлургии". Я возразил: «В свое вре
мя товарищ Троцкий предлагал протащить мужика сквозь военно-промышлен
ный труд-фронт, идею отвергли, зачем же ее сейчас реанимировать?». Мне отв
етили, что я не понимаю настроений бедняцкой массы. Я грохнул: «Не понимаю
настроений лентяев и обломовых! Республика Ленина дала равные гарантии
всем, только надо учить людей пользоваться правами, добытыми в семнадцат
ом»…
Ц Ты сказал: «в Октябре семнадцатого», поэт… Ты был точен в разговоре с н
ими…
Ц Что, уже сообщили?
Ц А ты как думаешь?! Карлики учатся искусству борьбы на колоссах… Ничего
, в конечном счете станешь печататься в кооперативных издательствах…
Маяковский покачал головой:
Ц На каком свете ты живешь?! Кооперативные издательства доживают после
дние дни… Без санкции РАППа теперь и за границей нельзя печататься, Ц от
ныне не читатель решает, что ему покупать в лавке, а писательская ассоциа
ция… Будь я уверен, что смогу печататься по-прежнему, разве б…
Маяковский резко оборвал себя; Ян терпеливо ждал окончания фразы; не дож
дался; нахохленно поднял чахоточные углы-плечи:
Ц Ударишь по всему, что всех нас гнетет в поэме «Плохо»…
Ц Убежден, что напечатают?
На какое-то мгновенье лицо Маяковского сделалось морщинистым, старческ
им; персонаж Пиросмани; в огромных глазах, обращенных к небу, черные ветки
ломались причудливыми сплетениями иссохшихся рук.
Ц Иногда я думаю, Ц тихо, с болью сказал он, Ц что теперь мое место в Пари
же и Берлине: Арагон, Брехт, Пискатор, Пикассо, Нексе… С ними у меня нет разн
огласий во мнениях едины…
Ян снова зябко поежился:
Ц Отныне выезд за границу будет жестко лимитироваться, Влодек…
Ц Сколько я помню, при Ленине самым страшным наказанием было лишение гр
ажданства с высылкой за границу, потом уже расстрел…
Ц Ленин Ц это Ленин. Но и семинария кое-что значит, Ц тысяча девятьсот т
ридцать лет опыта, как ни крути…
Маяковский явственно, до пекущей, изжоговой боли в солнечном сплетении,
вспомнил льняную голову Есенина; бедолага, не смог перестроить себя на р
еволюцию, я Ц под нынешнее время; квиты…
Ц Все чаще мне кажется, Ц сказал Маяковский, Ц что мы бессильны помочь
грядущим событиям… Мы добровольно положили все свои права на алтарь рев
олюции, свято ей веря, но того, кто начал Октябрь, уж нет, а те далече… Нет ни
чего страшнее ощущения собственной букашистости Ц отчетливо понимаеш
ь, что беду нельзя предотвратить, как бы ни старался…
…В столовке нарпита было грязно и липко; от радиаторов отопления тянуло
холодом Ц котельная работала по графику, спущенному сверху, а не в завис
имости от того, какая на дворе погода; две буфетчицы в грязных халатах
отпускали кашу, сваренную кусками, Ц все равно съедят, идти б
ольше некуда.
Ц Твои недруги, Ц сказал Ян, ковырнув вилкой перловку, Ц ищут человека
с профессиональным именем, чтобы тот подписал их статью, Ц «спекулянт о
т поэзии»…
Ц Это уж было, Ц с усталым безразличием откликнулся Маяковский. Ц «Со
чиняет горбатую агитку, чтоб больше платили»… Полонский в «Новом мире» д
ает два рубля за строчку, а я в нашем ЛЕФе получал двадцать семь копеек, да
и то отчислял гонорары в общую кассу Ц Наркомпрос дотациями не жаловал,
у нас ведь со своими не церемонятся, только перед чужими заискивают… Лак
ейство проистекает от вековечного рабства…
Ц Влодек, ты обижен и оттого становишься неблагоразумным…
Ц Благоразумие Ц позорно…
Маяковский отчего-то вспомнил, как в Доме печати его остановил Василий: «
Зачем ты выступил против Булгакова?! Он же талантлив!» Ц «Испорченное ра
дио, Ц ответил тогда Маяковский. Ц Я выступил как раз против того, чтобы
запрещали его „Дни Турбиных“. Пусть бы пьеса шла у Станиславского, пусть!
А то, что мне не нравятся его герои, Ц вполне естественно… Подобные им по
садили меня в одиночку… И держали там не день или месяц, Василий… Возьми с
тенограмму: смысл моего выступления в том, чтобы мерзавцы из реперткома
не смели запрещать творчество, Ц даже то, которое мне не по душе».
В бильярдной на Пименовском, пока маркер Григорий Иванович готовил стол
, выкладывая пирамиду, Маяковский достал из кармана письмо, еще раз пробе
жал четкие, каллиграфически выведенные строки:

«Товарищ правительство, чле
нами моей семьи прошу считать… Жаль, что не успел доругаться с Ермиловым
…»

Не годится, подумал он в который уже раз; надо переписать. Есть нечто жалос
тливое в интонации. Выстрел будет в сердце, но ведь его должны услышать те
, кто не сможет прочесть мою посмертную волю. Как-никак, наша матерь Визан
тия, умеем терять неугодное, забывать нежелаемое, переворачивать с ног н
а голову…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15