Ц пытали его холодноглазые собеседники. Ц У вас нет противопоставл
ения злу добра, Владимир Владимирович. Вас не поймут трудящиеся!» Ц «Ком
едия Ц не универсальный порошок: клеит и Венеру, и ночной горшок». Ц «То
варищ Маяковский, вы не Эзоп, вам не дано прятать свои идеи между строками
буффонадной комедии… А если вы станете относиться свысока к критике кол
лег по цеху, мы вас вычеркнем из литературы: в истории есть примеры, когда
предписывалось забыть более громкие имена, Ц ничего, прекраснейшим обр
азом забывали…»
Маяковский с ужасом вспомнил, как после обсуждения «Бани», когда он отка
зался принять правку, ему сказали: «Что ж, тогда пошлем вашу комедию на рец
ензию». В ярости он не сразу понял, что это такое. Ему сострадающе заметили
: «Не надо гневаться, Владимир Владимирович… Даже в науке это принято Ц к
аждую новую идею следует опробовать на оппонентах». Ц "Вот поэтому мы та
к и отстаем! Боимся поставить на смелую идею, не обкатав ее пре
дварительно на старых китах-авторитетах!" Ц «Обкатать? Это жаргон билья
рдного закутка… Или ипподрома… Замахиваетесь на существующее, товарищ
Маяковский? Зря. Все существующее ныне Ц оправданно, целесообразно и Ц
на века!»
Ц Родной, прилягте, на вас лица нет, Ц сказал Лавут. Ц Прошу вас, не отказ
ывайтесь от бульона… Чтобы читать «Плохо», надо быть сильным…
Ц А я Ц сильный, Ц ответил Маяковский с детской удивившей его самого о
бидой. Ц Человек, который может принимать решения, не очень-то слаб. Ужас
но, когда наступает паралич воли. Вот тогда действительно конец прозябан
ие, жалкость, страх… Слушайте, а за что банда так меня ненавидит, а?
Лавут беззвучно рассмеялся.
Ц И вы берете в расчет их ненависть?! Они Ц пигмеи, Володя! Пройдет время,
и они исчезнут! А вы уже при жизни бронзовый… Они не могут простить вам тог
о, что вас знают и любят, на вас идут, а про них слыхом не слыхали… Моцарт и С
альери, это же вечное… Только моцартов мало, а сальерями пруд пруди… Вы ду
маете, они не подкатываются ко мне: «Займитесь концертами пролетарских п
оэтов»? Ого! Знаете, сколько они сулят процентов со сбора?! В десять раз бол
ьше, чем вы! Я не люблю говорить о любви в глаза, но о деньгах надо говорить т
олько так, поэтому я им ответил: «На ваших поэтов я не загоню и мильонной ч
асти тех, кто рвется на Маяковского! Процент всегда будет в его пользу!» Та
к они пригрозили: «Смотрите, закроем вашу нэповскую лавочку!»
Ц Я позвоню Пастернаку и напишу Ахматовой, чтобы они обсудили с вами их г
астроли по Союзу… Будьте им другом… Они Ц высокие поэты.
Ц Позвольте мне продолжать работу с Маяковским, пока я жив, ладно?
Маяковский смял лицо рукою; остались красные полосы:
Ц Позволю…
Ц Так я подаю бульон, да? Вы себе не представляете, что с вами станет, когда
вы покушаете курочки, Володя! Усталости как не бывало! В глазах блеск! Лег
кая сонливость, переходящая в десятиминутный отдых! И вы снова готовы к б
ою!
Ц Паша, Ц медленно, с трудом рождая слова, сказал Маяковский, Ц ответьт
е мне, отчего самые любимые и любящие так непримиримо неуживчивы и эгоис
тичны в своей любви? Неужели и любовь подобна спорту Ц как и там необходи
ма крутая, полная победа, завершающий гол, верхняя планка?
Лавут вздохнул:
Ц Берегись любящих.
Ты не ощутишь боли, сказал себе Маяковский; мгновение ужаса перед тем, как
палец превозможет сопротивление металла, который разрешит бойку удари
ть в капсюль, чтобы началась реакция плавящего жара и направленной силы,
Ц а потом спокойствие избавления от постоянной тоски. Ты сделал все, что
мог, пусть доделывают те, что идут следом… А Ц смогут? Ну, а ты, спросил он с
ебя, ты сможешь продолжать, если порвешь письмо? Каждый человек должен ис
поведовать правду, ответь же себе!
Когда клопы Ц методично и кроваво Ц доказывают, что твое творчество ме
лко, ненужно и случайно, рифмоплет политики, чуждый заботам простого чел
овека, когда гавани разбиты штормами, каково бороться? Мимикрия не для ме
ня, я не научусь искусству житейского благоразумия, хотя это достаточно
простая задача с одним лишь неизвестным, но это неизвестное Ц совесть…
Если бы я все же сел за «Плохо», я бы написал о тщательно обструганной сове
сти, хотя к такому ужасу очень горько прилагать сладостное слово детства
, Ц в Багдади, у папы, в лесничестве, всегда пахло свежей стружкой, похожей
на волосы Вероники.
Мама гордится тем, какой я сильный, а Лиля и Джо, наоборот, боятся: «Ты слишк
ом добр и открыт для удара»… Нет одной правды. Истина многомерна. Фашизм М
уссолини начался с того, что от любого человека директивно требовали одн
означного ответа на любой вопрос. А разве такое возможно? Это сделка, внут
ренний торг: «Кого ты больше любишь Ц папу или маму?»

…Интересно, кто из рапповских борцов за чистоту идеи нашептывает в Кремл
е про мою «Желтую кофту», страсть к железке, «Пощечину общественному вку
су». «Царь не имеет права подпускать того, на ком есть пятна»… Бедный русс
кий владыка, даже на Солнце есть пятна.
А если уехать в Грузию, подумал он, на какое-то мгновение ощутив себя плов
цом, выбившимся из сил. Ах, любимая моя Сакартвело, нежная страна, гордый н
арод, зачем я так редко приезжал к тебе?!
Он никогда не мог забыть, как Шенгелая, весело рассказывая, как он снимает
свою фильму с головоломными трюками взбросил свое тело гимнаста на пери
ла моста через Куру, выжал стойку и замер, услыхав крик Нато Вачнадзе; она
закричала, будто раненая чайка, только грузинки так плачут по любимому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15