Мой взгляд останавливается на висящей под маркизой люльке, в которой рабочий красит металлические балки.Я отхожу от трупа, окруженного толпой любопытных. Он никуда не убежит!Делаю вид, что ухожу, а сам ныряю в кабинет старшего •контролера, не теряя люльку из виду.— В чем дело? — спрашивает контролер.— Полиция!Его глаза расширяются:— Что случилось?— То, что пару минут назад убили пассажира, а тип, сделавший это, сидит вон на той жердочке… У вас есть телефон?— Да…— Пока я буду звонить, стойте здесь и следите за тем человеком. Если он попытается смыться, сразу же зовите меня. Главное — не потеряйте его из виду!Я набираю номер патрона, который помню наизусть.— Ну что? — спрашивает он по своей доброй привычке.— Я звоню с Сен-Лазара. Тут только что убили пожилого господина, сошедшего с лондонского поезда.— Кто он?— У меня не было времени заняться выяснением его личности. Узнаем потом. Пока что я держу убийцу: он одет как рабочий и находится в люльке под стеклянным навесом большого зала. Пришлите ко мне группу, вооруженную винтовками. Пусть оцепят это место. Нам надо взять его живьем, так что пусть действуют осторожно… А я постараюсь залезть на крышу.— Понятно.— Когда ждать группу?— Минут через семь, — отвечает он. — Пойдет?— Пойдет… Пусть командир группы сразу явится в кабинет старшего контролера, это рядом с залом ожидания второго класса. Я там.Кладу трубку и возвращаюсь к контролеру, который так пристально смотрит на люльку, что на глазах у него выступили слезы.— Что делает наш малый?— Лег на дно люльки, — отвечает он. — Я его больше не вижу.Я понимаю тактику этого парня. Он исчез с горизонта, потому что хочет, чтобы о нем забыли. Думает, что его никто не заметил… Он знает, что должна приехать полиция, и рассчитывает, что люльку сочтут пустой.В некотором смысле его осторожность играет мне на руку, потому что я могу спокойно ждать подкрепления.Оно прибывает в указанное время. Вокзал оцеплен в мгновение ока. В кабинет входит лейтенант.— Жду ваших приказов, господин комиссар, — говорит он.— Расставьте ваших людей под люлькой и держите того типа на прицеле… Используйте лучших стрелков… А я залезу на маркизу — если позволите так выразиться — и постараюсь достать его сверху. Только он один может включить лебедку. Я заставлю его сдаться и спуститься. Если он начнет в меня стрелять, открывайте по нему огонь, чтобы напугать. Огонь на поражение только в крайнем случае. Ясно?— Так точно, господин комиссар.— Теперь, — обращаюсь я к старшему контролеру, — мне нужно забраться наверх…— Пройдите через товарную станцию. Там есть специальные лестницы.— Спасибо за подсказку.— Вы не боитесь головокружения? — спрашивает он.— Головокружения? А что это такое?Через несколько минут я продвигаюсь вперед по огромной стеклянной крыше.Я карабкаюсь наискось, чтобы опираться на металлические поперечины. Есть одна вещь, о которой я не подумал: стекла почти матовые, а с другой стороны покрыты толстым слоем копоти, из-за которой ничего не видно. Мне чертовски трудно ориентироваться… Кажется, я нахожусь на огромной ледяной горке… Иногда я скольжу и съезжаю назад. К счастью, на моих ботинках резиновые подошвы.Начинает смеркаться. Последние лучи солнца озаряют меня своим печальным светом.Значит, так… Придется остановиться и оглядеться, чтобы рассчитать точку, где находится люлька, принимая во внимание площадь вокзала.Наконец я добираюсь до места, где, по моим прикидкам, затаился снайпер.К счастью, у меня остался нож Рюти.Я его открываю и выскабливаю мастику, залепляющую просвет между двумя стеклами. В образовавшуюся узкую щель я могу наблюдать за тем, что происходит на вокзале. Вижу широкий круг полицейских. До люльки меньше трех метров. Я проползаю еще немного, потом рукояткой пистолета выбиваю квадратик стекла.Прямо подо мной на досках лежит человек. У него короткоствольный карабин с глушителем и оптическим прицелом.— Руки вверх! — кричу я ему. — Ты окружен… Когда стекло разбилось, он резко обернулся. Это черноволосый коротышка с выступающими скулами. Он молод, его глаза похожи на горящие угли.Чувствую, что он не даст арестовать себя без сопротивления.— Сдавайся, — говорю я ему. — Видишь, сколько людей внизу готовятся отдать тебе почести?Он наклоняется, и увиденное его поражает. Но парень, видно, не из трусливых, и лучшее тому доказательство, что эту деликатную работу Анджелино поручил именно ему.Он колеблется, поднимать лапы или нет, но я его подгоняю:— Если не поднимешь руки немедленно, я пристрелю тебя как собаку!Он их поднимает. О, пардон! Он поднимает их для того, чтобы вцепиться в мое запястье и повиснуть у меня на руке… Удар так силен, что я выпускаю свой пистолет.Поскольку эта атака привела веревки люльки в движение, она начинает раскачиваться.Мой пистолет и его карабин падают вниз… Оттуда доносится громкий рокот…По меньшей мере три тысячи зрителей с замиранием сердца следят за нашей борьбой.Номер не хуже, чем в цирке, и совсем бесплатный!Тип меня не отпускает. Пока я ничего не боюсь, потому что крепко лежу на металлических поперечинах.— Не валяй дурака, — ворчу я, — а то получишь… Он кривится от ненависти.— Давай, — шипит он. — Прикажи своим дружкам стрелять, и сам нажрешься свинца. Я всегда мечтал подохнуть вместе с грязным легашом…Этот парень не тряпка. Я никогда не возьму его на понт. Надо придумать что-то другое…Я тяну его на себя, но он повис на моей руке всем весом. Мне кажется, он оторвет ее от плеча.Самое неприятное, что я не могу пустить в ход другую руку из опасения потерять равновесие.— И долго ты будешь так висеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34