Ростислав САМБУК
ШИФРОВАННЫЙ СЧЕТ


Тревожные мысли преследовали его, не давали спать. Теперь Карл знал,
кто он на самом деле - сын гауптштурмфюрера СС Франца Ангеля, коменданта
одного из гитлеровских лагерей смерти, военного преступника, процесс над
которым натворил столько шума в прессе.
Карл узнал об этом случайно, увидев портрет отца в газетах. Конечно,
это мог быть и не отец, а всего лишь похожий на него человек, но мать
подтвердила: Франц Ангель - его отец.
Так началась новая полоса в жизни Карла Хагена.
Раньше все было просто, спокойно и понятно. Его отец Франц Хаген
давно уже разошелся с матерью. Занимался какой-то коммерцией то ли в
Африке, то ли на Ближнем Востоке - изредка из тех районов приходили
письма, - и только раз в два-три года они проводили вместе летние
каникулы, но Карл не знал заранее, где и когда отец назначит им встречу:
на Канарских островах или на раскаленных пляжах Персидского залива.
Никогда отец не встречался с ним в Европе; сейчас Карл понял почему:
оберегал их от своего прошлого и настоящего, а может, боялся, что через
них полиция нападет на его след.
Он был осторожный, Франц Ангель.
Читая материалы судебного процесса, Карл поражался отцовской
прозорливости, умению заглядывать далеко вперед и рассчитывать черт знает
сколько ходов в своей всегда предельно запутанной и рискованной игре.
Только благодаря такой осторожности журналисты до сих пор не вышли на
семью Ангеля, Карлу становилось жутко от мысли об этом, хотя иногда, в
минуты душевного смятения, хотелось плюнуть на все и всенародно
признаться: да, это его отец Франц Ангель! Ну и что ж!
Вначале Карл был уверен, что отец действовал не по собственному
желанию, а выполнял приказ: знал его как человека учтивого и кроткого,
который без принуждения вряд ли уничтожал бы людей. Но разве это
оправдание?
Карл жадно читал материалы процесса, пытаясь обнаружить факты,
которые подтверждали бы невиновность отца. И не обнаруживал.
Не потому, что Франц Ангель признавал себя виновным во всем - он вел
себя на процессе не агрессивно, но и не как человек, который примирился с
поражением и вымаливает себе прощение, - хитрил и выворачивался, но так и
не мог привести в свое оправдание ни одного убедительного факта. Иногда
Карлу казалось, что сам он имеет их достаточно. Читая в газетах рассказы
свидетелей о том, как отец стеком подталкивал детей в газовые камеры,
вспомнил девочку, с какой тот играл на пляже в Лас-Пальмасе на Канарах.
Наверно, она была мулаткой, эта черненькая четырехлетняя девчонка, с
толстыми негритянскими губами. Отец высоко подбрасывал девчонку и ловил
ее, они смеялись и затем обсыпали друг друга песком.
Разве мог такой человек равнодушно смотреть, как умирают дети?
Эта картина - отец подбрасывает мулатку - зримо стояла перед глазами.
Другая же, когда он подталкивал детей к газовым камерам, расплывалась и
казалась выдуманной, как и вообще выдуманным весь этот процесс. Однако
отец не возражал против фактов. Он пытался только лишь использовать их в
своих интересах. Но разве можно хоть чем-нибудь смягчить вину за смерть
детей?
Карл понимал: в одном человеке несовместимы гуманность и равнодушие,
вражеское, даже звериное, отношение к себе подобным. Значит, отец
прикидывался, лицемерил, так сказать, играл на публику, хотел завоевать
сыновнюю симпатию. Но какая же неподдельная ласка светилась в его глазах,
когда возился с мулаткой!
А перед этим продавал девушек в гаремы аравийских властелинов.
Эту половину жизни Франца Ангеля, когда он после войны продавал
девушек в гаремы, отодвинули на процессе на второй план не потому, что
выглядела бледно на фоне дыма крематориев, а потому, что Ангель умело
спрятал концы в воду, и обвинить его можно было только в продаже партии
француженок.
Теперь Карл знал, каким бизнесом занимался отец на Ближнем Востоке,
почему они так редко виделись и почему отец так нежно относился к матери,
хотя и развелся с ней. Мать только теперь подтвердила Карловы догадки:
фиктивный развод. В этом также проявилась отцовская предусмотрительность -
не хотел, чтобы тень пала на семью.
Мать понимала тревогу сына, хотя у нее были твердые взгляды,
сформировавшиеся, как понимал Карл, еще когда жила рядом с концлагерем.
Она почти не разговаривала с сыном во время процесса, но однажды,
поймав Карлов тревожный и вопросительный взгляд, попробовала успокоить
его.
- Если бы мы победили, - произнесла убедительно, - все, что сделал
твой отец, квалифицировалось бы как доблесть. Он был дисциплинированным
офицером и выполнял волю своего начальства. Мы проиграли, и твой отец -
одна из жертв нашего поражения.
У Карла округлились глаза. Он знал, что мать - практичная женщина,
более того, как говорили знакомые, - деловая, но вместе с тем она всегда
была обходительна с соседями, нежна к нему, вообще считалась уважаемой
женщиной - и вдруг такое!
Очевидно, мать почувствовала, что переборщила, поскольку сразу же
пошла на попятную:
- Думаю, твоему отцу было нелегко... Тогда он как бы замкнулся в себе
и... И вообще все это похоже на кошмарный сон...
Но Карл понял, что мать так же лицемерила с ним, как и отец.
Однажды за завтраком у них с матерью состоялся разговор о деньгах.
Карл спросил:
- Сколько у тебя в банке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34