.. Что?
Богоушек обернулся на какой-то шорох, как ему показалось, в другом конце кабинета. Девушка все также неподвижно сидела на месте, испуганно уставившись в одну точку.
– Ну полно, полно! – следователь подошел к Ольге, намереваясь ободрить ее отеческим похлопыванием по плечу. Рука его вдруг провалилась, не найдя под собой опоры. Сквозь тело девушки она проходила, как сквозь воздух. Богоушек даже отпрыгнул, испугавшись в первое мгновение.
– Да это мираж какой-то! – воскликнул он.
В голосе его звучали удивление и обида. На минуту даже возникла мысль, что никакой девушки-ящерицы, может быть, и вовсе не существовало, а просто кто-то морочит ему голову с помощью голограммы. Такие случаи бывали. Впрочем, Богоушек тут же сообразил, что пиджак-то его голограммой никогда не был, а теперь вот, пожалуйста – он снова провел рукой сквозь изображение – пустота! Неужели всему виной этот дурацкий баллончик?
Следователь потянулся к столу, чтобы еще раз рассмотреть странную, запространственную, как видно, вещицу, и тут же с досадой грохнул по крышке стола кулаком. Баллончик исчез! Исчез так же необъяснимо, как и подозрительная свидетельница Ольга, только от него не осталось даже изображения...
* * *
– ... Как тебе это удалось? – восхищенно спросил Джек Милдэм, выводя машину со стоянки у Полицейского Управления.
– Долго рассказывать! – Ольга, сидевшая на заднем сидении, протянула тонкую белую руку. – Подай-ка пакет с одеждой. И не пялься на меня, отвернись и следи за дорогой. Гонзик, тебя это тоже касается.
– Не понимаю, зачем мне-то следить за дорогой? – отозвался Христофор. – Машину ведет его сиятельство...
– Дадут мне сегодня одеться или нет?! – прикрикнула Ольга, изображая гнев.
– Ну, если бы это зависело от меня... – глубокомысленно произнес Гонзо.
– Ты это про что? – покосился на него граф.
– Да нет, я так... Я просто хотел сказать, что Ольге идет этот пиджак.
– Тебе он еще больше подойдет! – Ольга перекинула пиджак на колени Гонзо. – Там, в кармане, удостоверение на имя следователя по особо важным делам Богоушека.
– Да ну?! – Христофор, несмотря на запрещение, бросил на Ольгу удивленный взгляд. – Вот это класс! Позвольте вам выразить свое восхищение, пани! Ручку поцеловать разрешите! Разумеется, если граф не возражает...
Ольга улыбнулась.
– Так и быть, пан Богоушек, – сказала она, протягивая ему руку.
– Куда ехать-то теперь? – спросил Джек, сердито глядя на дорогу.
– Прежде всего, на птичий рынок! – сказал Гонзо.
– Это еще зачем?
Христофор взял серебристый баллончик и встряхнул его. Внутри плескался фиксатор – жидкость, предназначенная вовсе не для того, чтобы превращать людей в ящериц.
– Нам нужен миражинский нюшок. Самой чистой породы, – сказал Гонзо. – И непременно – кобелёк...
Глава 5
Помещик Новокупавинского уезда, отставной капитан Савелий Лукич Куратов, проснувшись этот день позже обычного, сел за чай попросту: в халате и с матушкой, Аграфеной Кондратьевной.
Старуха по обыкновению завела разговор об картах и вине, коих хотя и не знала сама, все же считала главным на свете злом после Наполеона, а потому всячески старалась отвратить от них сына. Впрочем, матушкины выговоры мало оставляли следа в душе Савелия Лукича. Он был уже и сам волосом сед и знал по опыту, что, в отличие от Наполеона, ни вина, ни карт нельзя прогнать из отечества.
– Ты, Савелий, Бога побойся, коли мать-старуху пожалеть не хочешь, – причитала довольно монотонно Аграфена Кондратьевна. – Ведь ты уже не молодой человек. Куда тебе перед мальчишками-то удаль показывать! И добро бы, в богоугодном каком деле, а то ведь в пьянстве! Срам!
– Оставьте, маман! – простонал Савелий Лукич, прижимая серебряный молочник к пылающему виску. – Как не надоест, ей-богу! Без того голова болит...
– А матери разве не больно смотреть на тебя? Ведь другого и занятия нет, как с актерками да с гусарами травиться калхетинским!
– Дрянь, это верно, – вздохнул Куратов. – Куда против венгерского!
– Что у них ни кола, ни двора нету, так вот они и величаются геройством друг перед другом, пропивают да проигрывают казенное содержание... А у тебя – собственность! Ты – помещик и должен только о том думать, как имением управить, да приращение ему сделать.
– Зачем же приращение? – удивился Савелий Лукич. – Уж, кажется, всего у меня достаточно – и земли, и людей, и угодья всякого... На мой век хватит!
– Не о тебе пекусь! А как пошлет господь наследников, – матушка перекрестилась, – им-то что оставишь?
– Хватит и наследникам! – махнул рукой Куратов. – Не прикажете ли мне с соседями тяжбы заводить ради ваших наследников?
– А хоть бы и тяжбы, – глаза Аграфены Кондратьевны заблестели, видно было, что разговор, наконец, дошел до самого дела. – Вон, сосед Турицыных, Петр Силыч Бочаров...
– Сутяга он и больше ничего! – оборвал матушку Куратов.
Аграфена Кондратьевна постно поджала губы.
– Однако же мельницу оттягал у Турицыных.
– Ну и дурак, что оттягал! Черта ли в ней? Давно сгнила... Отсудил бы лучше Легостаевский лес. Там хоть охота...
– Отсудит и лес! – матушка в запальчивости хлопнула по скатерти костлявою ладонью и вдруг осеклась.
– Ох ты, господи! Я же тебе, друг мой, забыла рассказать главную новость!
– Ну? – Савелий Лукич уже собирался вставать из-за стола, чтобы идти в библиотеку курить трубку и смотреть в окно.
– Прямо страсть! У Турицыных дворовая девчонка в Легостаевском лесу потерялась! Поутру конюх ихний приходил, так я послала с ним Василия да Михайлу, да сыновей Заплаткиных, чтоб пособили искать.
Савелий Лукич покачал головой.
– Что за напасть такая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17